Московское время - Валерия Вербинина

– Вы меня помните? – спросил Иван.

– Д-да, – ответила Нина, глядя на него во все глаза. – Вы мне тогда еще кричали ложиться…

Тут она с опозданием сообразила, какую чудовищную двусмысленность только что сморозила, и, совершенно растерявшись, выронила портфель, который упал прямо в лужу. Если Опалин не бросился помогать ей, то не от недостатка вежливости – он мог быть и вежлив, и тактичен, когда хотел, – а потому, что опыт приучил его не делать резких движений и не поддаваться первому порыву.

«Ух, какие у него глаза, – думала зачарованная Нина, вынимая портфель из лужи, – и почему я решила, что у него глаза светлые? Вовсе нет… – Тут она снова обратила внимание на шрам и содрогнулась. – Какой ужасный шрам, его, наверное, какой-нибудь бандит пытался убить. – И совершенно нелогично заключила: – А борода ему тоже очень шла…»

– Когда мы с вами виделись в прошлый раз, вы упоминали свою подругу, – сказал Иван. – Елену Елисееву. Можете ее описать?

– Ну, она такая… – Нина наморщила лоб, испытывая затруднение, которое знакомо всякому, кому вдруг требуется перевести на язык слов хорошо знакомый или примелькавшийся образ. – У нее прическа… – она сделала неопределенный жест возле своей вязаной шапочки, – перманент. Она красится… иногда довольно ярко. Ростом… ну… примерно с меня. Глаза серые…

– Особые приметы какие-нибудь можете назвать? – терпеливо спросил Опалин. – Шрамы, родинки…

– У нее на руке след от старого ожога. Вот тут, выше локтя. – Девушка показала на себе. – Он небольшой, но она его не любит… Старается прикрыть рукавом.

И тут Нина замерла. Почему Опалин здесь? Почему хочет знать о Ленке? Несколько дней Нина не видела подругу в институте. Неужели с Ленкой что-то случилось?

– С ней все в порядке? – спросила Нина, чувствуя тревогу.

– Возможно, – ответил Опалин спокойно. – Ее имя всплыло в одном деле… и я вспомнил, как вы про подругу упоминали. Может быть, это и не она. В конце концов, в Москве не одна Елена Елисеева… Вы хорошо ее знаете?

– Ну… да… – пролепетала Нина, теряясь. Она сама была застенчива и замкнута, но профессиональная закрытость собеседника ставила ее в тупик.

– Она учится вместе с вами?

– Да, мы обе на театроведческом факультете.

– Скажите, вы видели ее вчера? – допытывался Опалин. – Или позавчера?

– Нет. Она не приходила на занятия… я подумала, может быть, заболела…

– У нее нет телефона?

– Телефон есть, но при чем…

– Ну, если вы дружите, могли бы позвонить и узнать, что с ней, – ответил Опалин.

Нина насупилась.

– Я ей не звонила, – призналась она с неудовольствием. – Мы… так получилось, что мы больше не дружим.

– Поссорились? – равнодушно спросил собеседник. Не дожидаясь ответа, он вытащил из кармана записную книжку и карандаш. – Мне нужен ее адрес. И номер телефона тоже.

– Номер… сейчас… Ж 2-39-79. Живет на Таганской улице… ой, она же Интернациональная сейчас? Но я как-то привыкла Таганкой называть…

Теряясь в догадках, Нина назвала дом и номер квартиры.

– Она одна живет? – спросил Опалин.

– Почему одна? У нее родители… Еще младшие братья и сестры есть.

– Родители чем занимаются?

– Мама на почте телеграммы принимает, а отец на автозаводе работает.

– Она не замужем?

– Нет… Что с ней случилось? – с тревогой спросила Нина. – Почему ее нет?

– Когда виделись в последний раз?

– Дня три… ну да… Сегодня ведь четвертый день? На этой шестидневке я ее не видела.

Тогда в СССР действовали не недели, а шестидневки с одним выходным.

– А на прошлой? – спросил Опалин, внимательно глядя на Нину.

«Почему он на меня так смотрит? Наверное, берет сбился… Или я ему не нравлюсь? Нет, когда человек не нравится, смотрят по-другому…»

– На прошлой шестидневке она точно была в институте и на демонстрацию тоже ходила, – ответила девушка на вопрос собеседника.

– У Елены были друзья? Я имею в виду, кроме вас.

– Были, конечно. Она… она все время заводила новые знакомства…

Почему он все время говорит в прошедшем времени?

– Нина, можно узнать, почему вы раздружились?

Столько времени прошло, а он не забыл, как ее зовут. Нина аж зарделась от удовольствия.

– Да глупо на самом деле вышло… Она решила, будто я… ну… хочу увести ее поклонника. Накричала на меня…

– Такой важный поклонник?

– Для нее – да. Но не для меня.

– Как его зовут?

Нина напряглась. Почему, ну почему он ничего ей не объясняет?

– Я даже не помню, – пробормотала она. – На «Р» вроде начинается…

– Вы его видели?

– Да… несколько раз.

– Сколько ему лет? Как он выглядит, где живет? Где работает?

Но Нина смогла только вспомнить, что ухажеру было около сорока и служит он в каком-то наркомате… жил вроде бы на улице Горького – бывшей Тверской, если она правильно поняла… Любезная улыбка, холодные глаза… а впрочем, когда он смотрел на Ленку, не такие уж они были и холодные…

– Ее родители о поклоннике знают?

– Наверное…

Опалин хотел было закрыть записную книжку, но потом передумал. Перевернув несколько страниц, на одном из последних листков крупно написал свой рабочий телефон, выдернул листок и подал Нине.

– Если вспомните что-нибудь еще, позвоните по этому номеру дежурному и попросите соединить со мной. Старший оперуполномоченный Опалин, – на всякий случай напомнил он. – И еще: я прошу вас никому в институте не рассказывать, как я задавал вопросы о вашей подруге. Хорошо?

Нина кивнула, сжимая в руке листок с номером Опалина. «Он дал мне свой номер! Но почему Ленка… что с ней…»

До нее донесся чей-то тоненький робкий голос:

– Мы еще увидимся?

И Нина впала в ступор, поняв, что это были ее слова.

– Думаю, да, – серьезно ответил Опалин, пряча книжку и карандаш. – Идите на занятия, Нина. Я бы не хотел, чтобы из-за меня вы опоздали.

Девушка так растерялась, что даже забыла попрощаться. Она сделала несколько неуверенных шагов и оглянулась. Опалин уходил прочь твердой, стремительной походкой, засунув руки в карманы, и даже по его спине чувствовалось, как он спешит куда-то, где его ждет нечто более важное, чем Нина – и, быть может, он уже вообще забыл о ее существовании.

«А еще семинар по Горькому, – подумала Нина бессильно. – И комсомольское собрание после лекций… Неужели с Ленкой стряслось что-то плохое? Нет, этого не может быть. Не может быть!»