Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Шалинский рейд - Герман Садулаев

Шалинский рейд - Герман Садулаев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 70
Перейти на страницу:

Но лекарства не очень-то помогают. Люди умирают. Люди болеют всеми возможными болезнями и умирают от слабости и усталости. Умирают молодые мужчины и женщины, умирают дети.

Это началось после войны. Во время войны стресс поддерживал людей, напрягал все защитные силы организма. Казалось, чтобы убить кого-то из нас, нужно отрезать ему голову, иначе не получится. Казалось, мы живучи, как кошки.

У кошки девять жизней, так говорят.

Но у нас всего одна.

Когда закончилась война и спало это неестественное напряжение, оказалось, что все мы изранены и больны. Люди стали тихо умирать. Эти снаряды и бомбы, у них большой радиус поражения, он охватывает не только пространство, но и время. Осколки фугасов долетают к нам из прошлого, вонзаются в сердца. И сердца останавливаются.

Мое сердце болит после того случая, когда мы с Арсеном попались федералам. С нами не было оружия или шифрограмм, никаких улик. Мы даже не носили бород, наши лица были гладко выбриты. Но они почувствовали в нас врагов, как собака чует волка по запаху. А может, мы просто попались под руку. Это были омоновцы, они были очень злы: накануне моджахеды обстреляли колонну. У русских были убитые и раненые, а боевики ушли без потерь.

Это даже странно, но чаще всего моджахеды устраивали засады на ОМОН. Хотя роль милиционеров в этой войне была скромной: стоять на блокпостах. Гораздо больше потерь приносили отряды спецназа и подразделения Внутренних войск.

Мы пробирались в Аргун, нам нужно было установить связь с агентом. В Герменчуке, среди бела дня, на автобусной остановке нас скрутили и забросили в машину. И увезли в неизвестном направлении. Как сотни и тысячи других чеченских парней, которые участвовали в сопротивлении или не имели к нему никакого отношения. Из неизвестного направления почти никто не возвращался. В неизвестном направлении много братских могил и одиноких разложившихся трупов со следами фантастического насилия. Если кто-то попадет из обычного мира в эту параллельную реальность неизвестного направления, он увидит там такое, что, скорее всего, сразу умрет от разрыва сердца.

Нашим неизвестным направлением стал лесок на берегу реки Басс. Мы местные, для нас это вовсе не неизвестное направление. Но оно стало таким и для нас. Словно мы перешагнули тонкую зеркальную грань между мирами.

Это были те самые места, где мы играли в детстве. Но, стоя привязанным к дереву, я почти не узнавал окрестностей. Это было здесь и не здесь. Я понял, что попал в то измерение, из которого не возвращаются.

Арсена привязали к соседнему дереву. Сержант ОМОН, знаток боевых искусств, делился с товарищами секретами и хвастался своим мастерством.

– Так, пацаны, одним правильным ударом можно не только вырубить, но и убить человека, не оставив практически никаких следов. Самое простое – прямой удар в область сердца. Бить надо вот так, сюда.

Сержант показал движение на Арсене, медленно, четко обозначив место удара и вектор силы. Рослый омоновец, раза в полтора крупнее сержанта, презрительно сплюнул сквозь зубы:

– Ладно, смотрите.

Сержант взглянул в испуганные глаза связанного Арсена и сделал короткий резкий удар, с силой выдохнув воздух.

Арсен дернулся и, не вскрикнув, обмяк. Его голова свалилась на грудь. В остекленевших глазах застыли ужас и боль. Боль и ужас навсегда.

– Проверьте!

Верткий омоновец подошел и пощупал пульс, после чего заявил восхищенно:

– Сдох, чурка!

Бойцы обступили бездыханное тело, кто-то поднял рубаху:

– Гематома практически не видна! Без специальной экспертизы хрен докопаешься!

– Это называется «рефлекторная остановка сердца», – гордо объяснил сержант.

Я видел и слышал все. Я оцепенел от страха. Мои органы расслабились, в штанах текли тонкие струйки мочи и кала. Я еще успел зацепиться за безумную мысль, что убийцы забыли про меня.

Но они повернулись ко мне. Сержант, дерзко скалясь, сказал крупному:

– Повторишь?

– Как два пальца обоссать, – лениво откликнулся тот.

Он встал передо мной, примерился, стараясь точно подражать мастеру.

И ударил.

Меня сшиб грузовик, летящий по трассе со скоростью сто километров в час. Это была боль, резкая и яркая, как прожектор, включенный прямо в лицо. Боль заполнила все, стала всем. И все кончилось.

Когда я пришел в себя и открыл глаза, я ничего не увидел. Только тьму. Я испугался, мне показалось, что я потерял зрение. Но это была просто ночь. Прошло несколько часов, и наступила ночь.

С глухим стоном я повернулся и приподнялся на руках. Глаза пригляделись. Я лежал на земле, у того самого дерева, к которому меня привязали. Тело Арсена лежало рядом. С нас просто сняли ремни, связывавшие нас, и оставили валяться тут же. Не добивали, не стреляли в голову. Никаких ран или даже следов побоев.

Просто два человека, умершие от остановки сердца, одновременно. Может, увидев то, что не должен был видеть человек.

Вы видите, я остался жив. Может, они плохо проверяли мой пульс. Может, сердце действительно остановилось на какое-то время, а потом снова медленно пошло. Но я выжил.

А Арсен был по-настоящему мертв.

Я не мог забрать его тела. Я едва мог волочить свое собственное. Сначала я полз, потом встал и пошел вдоль русла реки. Не помню, сколько я шел, но добрался к дому врача в Герменчуке, того самого, который делал мне обрезание, и упал без сознания перед его дверью. Он спрятал меня и выходил. Через неделю я ушел.

Мое сердце с тех пор болит почти постоянно. Я не смеюсь над омоновцем, он ударил меня хорошо, мастерски. Я жив потому, что действие его удара отложено во времени. Когда-нибудь мое сердце остановится.

Если только раньше у меня не взорвется мозг или не откажет отравленная и отбитая печень.

Все это было еще впереди, когда я пробирался по чердаку в мечущемся свете фонаря, печально улыбаясь своим детским страхам. Не было там никого. Чердак был пуст.

Я нашел елку, разобранную и аккуратно сложенную в картонном ящике. В другом ящике, рядом, были новогодние игрушки и мишура. Я по очереди вынес оба ящика, осторожно спускаясь по лестнице спиной. В нашей комнате, в комнате наших семейных праздников, я зажег керосинку и две свечи. Собрал елку и развесил на ее пластмассовых ветвях украшения: блестящие шары, сосульки и шишки, игрушечных зайцев и слонов. Хотя электричества не было, я все равно набросил на елку гирлянду из разноцветных лампочек и увенчал верх красной звездой.

Звезда тускло светила отраженным светом, огоньки свечей прыгали в зеркальных шарах.

Потом я сидел и смотрел на елку. Я представлял, что рядом со мной сидит Лейла. Я взял ее за руку – рука Лейлы была прохладна. На коленях Лейлы сидел наш сын. Он уснул, уткнув лицо в грудь матери. Лейла говорила со мной. Она вспоминала, как мы прятались в пустых классах от учителей, и я улыбался. Она говорила: «Хорошо, что этот год прошел! В нем было столько горя». – «Не надо об этом, Лейла», – отвечал я. Она соглашалась: «Не буду. В следующем году нас ждет только хорошее. Все только хорошее ждет нас в следующем году. Это будет хороший год, счастливый для всех и для нашей семьи. Мы все будем счастливы».

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 70
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?