Двенадцать раз про любовь - Моник Швиттер

«Потом Вольф и Бербель несколько десятилетий не виделись. Он получил образование, сдал экзамен на охотника, женился на Ирме, родил дочь и безуспешно пытался произвести еще и сына. Ирма терпела, но радости ей все это не доставляло, и беременность так и не наступила, как ей это удалось – Бог знает. Толстуха Бербель дважды побывала замужем и после нескольких выкидышей родила сына. И вот однажды она, к тому времени уже пенсионерка, пришла в больницу к своей первой внучке и столкнулась в приемном покое с Вольфом, тот как раз взволнованно твердил: “Меня зовут Вольфганг Фендель, и я хочу знать, где моя жена Ирмгард Фендель, урожденная Краусхаар, ее доставили сегодня с почечной коликой”. “Привет, Вольф, это я, Бербель”, – окликнула его Бербель. “Ты похудела”, – сказал Вольф. “Ну, это ты зря, – ответила она и похлопала себя по животу и по бедрам. – Рада тебя видеть”. С тех пор они неразлучны. Вот только Ирма мешала. Но прятаться им было не привыкать. Вольф тут же принялся откармливать свою Бербель. Ну, теперь точно хватит, – говорит Натанаэль и закрывает пачку с хлебцами. – Дражайшая Бербель с тех пор так разжирела, что даже с дивана без посторонней помощи встать не может. Так и сидит целыми днями и поглощает то, что тащит в дом и готовит для нее Вольф. А тот, напротив, все такой же – тощий, высокий, узкоплечий, с жидкими седыми волосами, в очках без оправы, и он будет пичкать свою возлюбленную, пока та не лопнет, пока ее не разорвет. Или пока она не задохнется. Или просто больше не сможет. Затухнет. Погибнет. Ты ведь знаешь, Вольф – охотник. Он умеет убивать дичь». Натанаэль встает. Несколько раз кивает, смотрит в пол, похоже, о чем-то думает. «Ты только представь себе, от чего я избавлен, – благодаря тому, что отказался от любви, – говорит он и на миг застывает в нерешительности. – Пойду посмотрю, как там дети». – «Песок не забудь», – кричу я вслед.

На следующее утро у большого малыша поднимается температура. «Я упал», – хнычет он. Я говорю, что это только сон, но он настаивает: «Нет, мама, я упал, голова болит».

Натанаэль отводит маленького малыша в ясли. «Твой песок навевает странные сны», – говорю я, когда он возвращается. Большой малыш рассказывает, что взлетел высоко-высоко, до самого неба, и упал оттуда. Натанаэль думает, что это не сон: «А вдруг он ночью и правда упал с кровати? Нужно сходить к врачу».

В приемной у педиатра битком. Мой сын принимается играть в догонялки с другими маленькими пациентами. «Даже если он еще не болен, то тут уж точно заболеет», – думаю я. Постоянно подходят все новые мамочки с детьми, есть и один отец. Одна из мамочек плюхается, даже не сняв мокрой куртки, рядом со мной. «Привет», – говорит она. «Привет, – отвечаю я. – Куртку в гардероб повесить не хочешь?»

– Я боялась, что место рядом с тобой займут, – говорит она. Смотрит на Натанаэля: – Привет, я – Сильке.

– Жена нашего свидетеля, – шепчу я ему, когда она все-таки отправляется в гардероб повесить куртку – я ее трижды заверила, что буду держать для нее место.

– Вы дружите? – Натанаэль явно сбит с толку.

– Нет, с чего ты взял?

– Да так.

Он берет брошюрку под названием «Чистим зубы правильно» и с интересом принимается читать.

Сильке спрашивает, как у меня дела, я отвечаю, что хорошо, и спрашиваю, как у нее. Сильке спрашивает, что с малышом, я объясняю, что мы не знаем, и спрашиваю, что у них. Потом Сильке больше ничего не спрашивает, и это подозрительно. Когда Натанаэль выходит, не сказав куда, Сильке говорит: «У вас большие перемены! Впрочем, я уже в курсе».

– Какие такие у нас перемены, Сильке, о чем ты? – спрашиваю я.

Сильке краснеет. Широко распахивает глаза. Мнется: «Ну…» и смотрит на дверь, через которую вышел Натанаэль.

– Сильке, мне очень жаль, но я не понимаю, о чем ты, – говорю я, хотя, конечно, прекрасно ее понимаю. Сильке решила, что Натанаэль – мой новый мужчина. Должно быть, она слышала, что Филипп в лечебнице, и думает, что обо всем догадалась. Сильке – самое глупое создание из всех, с кем я познакомилась за последние двадцать лет. Я мило ей улыбаюсь: «Ну же, Сильке, скажи, о чем ты».

– Да нет, ничего.

– Ну, пожалуйста, скажи.

– Нет.

– Тогда я тебе кое-что скажу, дорогая Сильке, и это будет последним, что ты от меня услышишь, поэтому слушай внимательно, мой милый дружок: мы с Филиппом женаты, и тебе вообще-то должно быть об этом известно, потому что ты, со свойственной тебе наглостью, заявилась на нашу свадьбу без приглашения, а ведь мы собирались отпраздновать ее в самом узком кругу, только с нашими двумя свидетелями, и хотя тебе это, наверное, объяснять бессмысленно, но с того самого дня у нас с Филиппом все общее – и фамилия, и заботы, и ответственность, а теперь – до свидания.

Натанаэль входит, ни слова не говоря, садится рядом со мной и вновь принимается за брошюру. «Вот и я», – говорит он.

– Представляешь, нас только что приняли за парочку.

– Как мило, – отвечает он и переворачивает страницу.

По дороге домой мне снова и снова приходится пересказывать ему наш разговор с Сильке, хотя он стоял под дверью и подслушивал. «Ты что, и правда сказала мой милый дружок?»

– Да, я же вчера услышала, как разговаривает песочный человечек, и тут же подхватила.

Мы дружно смеемся. «Перестаньте, – говорит мой сын, – у меня голова от этого болит». Педиатр осмотрел его глаза и заявил, что не может заглянуть внутрь головы, поэтому должен задать несколько вопросов.

– Где у тебя болит?

– В голове!

– Где точно, покажи.

– Тут и тут, и тут, и тут, и тут, – говорит мой сын и тыкает указательным пальцем вокруг головы.

– Все время болит или только иногда?

– Просто болит!

– Так часто случается, – говорит педиатр, – я нужен родителям, а не детям. Протягивает мне руку: «До свидания».

– Так что с ребенком? – спрашиваю я.

– Давайте подождем. Сотрясение мозга маловероятно. Понаблюдайте за ним. Если станет жаловаться на тошноту или появится апатия, тогда приходите.

– Так значит, мы мнимая парочка, – понизив голос, говорит Натанаэль; мы больше не смеемся, чтобы не тревожить сына. Мы идем вдоль канала, дождь перестал, ветер играет листвой, капли стекают вниз. – Ну, если так посмотреть, мы довольно неплохая парочка, – продолжает Натанаэль.

– Жаль только, что готовить вместе не можем, – откликаюсь я.

Натанаэля мои слова не убеждают. «Я так не считаю, – говорит он. – Вот смотри: Вольф и Бербель во всем, что касается кулинарии, прекрасно понимают друг друга, но оказаться на их месте не хотелось бы. Или, например, каннибал, потчевавший возлюбленного особыми блюдами, чтобы сделать его мясо нежным…»

– Что такое каннибал? – спрашивает сын.

– Ни слова больше, – говорю я. – Моему мнимому возлюбленному следует немедленно сменить тему!