Это случилось в полночь - Кейт Лондон

По привычке Рурк просунул палец через золотое обручальное кольцо, висевшее на цепочке вместе с монетой Лэнгтри. Он не мог расстаться с этим кольцом, находя небольшое утешение в воспоминаниях о том времени, которое никогда уже больше не вернется. Он потер монету. Жена отказалась ее носить, говоря, что она предназначается ему одному.

Сердце Рурка вновь пронзила боль при мысли об Анжелике, умершей при родах. Поначалу он возненавидел ребенка, с трудом цепляющегося за жизнь, ребенка, который стал причиной смерти жены. Но потом, когда Рурк только-только начал ценить этот дар, который оставила ему Анжелика, крошечную часть самой себя, его сын перестал дышать…В тридцать лет все, что могла дать ему любовь к женщине, для Рурка осталось в прошлом.

Монета стала теплой в его руке, и он подумал о Клеопатре и о записях в дневнике Захарии, сделанных ее рукой. Они не смогли оставить своим наследникам кольцо с рубином, принадлежавшее Клеопатре, и ее дневник.

Ветер трепал волосы Рурка, и он подумал: почему его все время преследует мысль об этих двух вещах, интимных, женских? Ворон, вечно высматривающий что-нибудь блестящее, утащил это кольцо через открытое окно хижины. Он улетел в направлении выступающих черных горных вершин. Захария и Клеопатра пытались выследить его, и во время этой поездки она потеряла свой дневник. Она хранила его в розовой банке из-под конфет. Банка выскользнула у Клеопатры из рюкзака, когда она прыгала через ручей, и вода унесла ее. Захария сказал, что жена горевала о потере дневника так, словно это была часть ее души, но они так и не смогли отыскать его. Очарованная возможностями письма, которому обучил ее Захария, Клеопатра хотела передать частичку себя своим детям. Она хотела, чтобы они поняли глубину ее чувств, то, как сильно пленил ее этот дикарь с тягучим южным говором и очаровательными манерами.

Рурк понимал эту потерю. Он сам не мог найти свое сердце, в котором давно уже не было жизни. Клеопатра дорожила своим обручальным кольцом и своим дневником, они были где-то там, в горах, и ждали. Если она сумела объединить все шесть монет, Рурк мог сделать не меньшее – найти ее кольцо и дневник. Они предназначались женщинам Лэнгтри, и он намеревался их вернуть.

Внутренний голос Рурка подсказывал, что ему удастся отыскать утраченные сокровища. Может, эту твердую уверенность давала ему кровь Лэнгтри, что текла в его жилах? Может, то, что манило Микаэлу в горы, притягивало и его? Может, надежда не была разрушена? Пока Рурк пытался отыскать кольцо и дневник, у него была цель и мечта. А мечты сейчас давались не легко.

Рурк закрыл глаза, пытаясь воссоздать в памяти облик жены, его первую и последнюю любовь. После пяти лет этот образ стал немного расплывчатым, но сладкая боль не уходила. Он не надеялся встретить другую любовь в своей жизни – да он и не хотел этого – и довольствовался одной целью – найти сокровища Клеопатры. Клеопатра нуждалась в том, чтобы поставить точку, точно так же, как в этом нуждалась его мать, скорбящая о потерянном ребенке.

Рурк погладил монету под рубашкой, затем повернулся и крепко обнял лошадь. У него не будет другой любви и скорее всего не будет детей. Еще одной потери ему не перенести, и старая колыбельная Захарии «нежно и неспешно» никогда не прозвучит из его уст. Рурк проглотил комок в горле, вспомнив слова Захарии: «Для мужчины это не простое дело держать в руках своего ребенка и петь ему колыбельную. Невозможно выразить словами то, что наполняет мое сердце…»

Но Рурк знал, что его сердце никогда не наполнится вновь.

Харрисон оставил попытку сосредоточиться на концепции работы телестудии и пересек комнату. Он тихо склонился, глядя на спящую перед камином женщину. За все эти годы он ни разу не видел ее спящей. Сейчас Микаэла выглядела беззащитной как никогда. Отблески света на ее щеке, эти поразительно красивые высокие скулы, эти густые ресницы – все очаровывало его.

Нежность не входила в сферу жизненного опыта Харрисона, эта мягкая тревожащая потребность была ему не знакома… Его рука отдернулась от волос Микаэлы, от этой шелковистой массы, переливающейся в свете каминного огня.

Кошка, комочком свернувшаяся рядом с животом Микаэлы, вызывала зависть Харрисона. Он хотел оказаться на ее месте. Медленное дыхание Микаэлы заставляло трепетать завиток волос рядом с ее губами. Ее полные мягкие губы, не напряженные от гнева или решимости, сейчас были полураскрыты… Они манили, звали…

Харрисон сделал глубокий вдох и ощутил в воздухе аромат духов Микаэлы. У него возникало желание близости с женщиной. Особенно остро эта потребность возникала в те моменты, когда Харрисон пытался скрыться от темных теней прошлого, оставленных ему отцом. Харрисон желал, нет, нуждался в теплоте, в доброте, которая помогла бы ему справиться. Но эта причиняющая боль пустота в его жизни так и оставалась незаполненной даже в редкие моменты, когда приходило облегчение.

Микаэла вздохнула во сне, и раскрытая теплота ее губ стала влажной. Харрисон закрыл глаза, почти ощущая на них, на своей коже прикосновение губ Микаэлы. Под одеялом она уютно свернулась калачиком, потом вытянулась, вздохнула, и у Харрисона возникло жгучее, до дрожи, желание обнять ее.

Высвобождаясь от ее воздействия, борясь с чувствами, в которые он не хотел погружаться, Харрисон уселся на стул. Налив себе еще бокал вина и слегка взболтав его, он залюбовался богатыми золотыми оттенками напитка. Быстро выпив вино, Харрисон наполнил бокал снова. Он не мог позволить себе хотеть Микаэлу, это было невозможно после всего, что семья Кейнов причинила семье Лэнгтри – изнасилование Фейт, рождение сводной сестры и похищение ребенка.

После того как, растратив чужие деньги, умер его отец, восемнадцатилетний Харрисон оказался без единого цента. На первого частного детектива, которого он нанял для поисков ребенка, ушла часть денег из накопленных на оплату учебы. Детектив не справился с работой, лишь запутал следы. Молодой Харрисон извлек урок – более тщательно подбирать людей, которых он собирался нанимать. Харрисон иногда по ночам работал бухгалтером на автомобильном кладбище, чтобы компенсировать деньги, затраченные на так называемого сыщика. Ему было девятнадцать лет, он был на втором курсе и уже начал давать консультации по вложению денег. Преследуемый воспоминаниями о жестокости, которую проявила его семья по отношению к Лэнгтри, Харрисон открыл свой счет и приступил к серьезному расследованию. Учился «продираться» сквозь счета и личности. Он оценил все изготовленное по специальному заказу серебро из особняка Кейнов, а затем продал его, чтобы оплачивать свою «охоту». Запонки, часы, зажимы для галстука – все, что у него оставалось, – он очень обдуманно распродал лицам, предлагавшим максимальную цену. Бесценная коллекция его детских игрушек также была продана по частям. Они не были его любимыми игрушками, скорее, являлись экспонатами семейства Кейнов, демонстрацией обществу того, как хорошо они относятся к своему единственному маленькому сыну. Он продал детскую коллекцию марок и монет – все, что могло способствовать пополнению средств, необходимых, чтобы разыскать Сейбл.

Он должен был дать Фейт возможность поставить точку, закончить тот кошмар, который начал его отец… и его мать. Джулия Кейн была искусным хамелеоном, и ее тропинка бесконечно петляла, как и ее разум. Любила ли она когда-либо своего сына? Может быть, она ненавидела его, потому что чуть не погибла при тяжелых родах, во время которых была занесена инфекция, сделавшая ее бесплодной.