История тайной войны в Средние века - Павел Остапенко

Золотая корона королевы лангобардов

Известие о скором прибытии нового наместника весьма встревожило Нарсеса, тем более что вернуться в Константинополь он не осмеливался, опасаясь мести императрицы Софии. Как-то она заявила, что по возвращении отправит Нарсеса, раз он евнух, на женскую половину и заставит прясть шерсть вместе с девушками. Нарсес же на это ответил, что он ей так напрядет, что она за всю жизнь не распутает. Все это заставило Нарсеса удалиться в Неаполь. Оттуда Нарсес отправил послов к лангобардам[37], приглашая их оставить бедные поля Паннонии и завладеть Италией, богатой всякого рода сокровищами. Вместе с письмом он отправил им разные овощи и плоды Италии. Лангобарды очень дружелюбно приняли посольство от Нарсеса и решили принять его «приглашение».

Решение Альбуина двинуться в Италию было поддержано его народом. Но, понимая, что завоевание Италии — дело чрезвычайно трудное, Альбуин пригласил в союзники саксов. На его призыв откликнулось более 20 000 человек, которые и присоединились к нему вместе с женами и детьми. Паннонию Альбуин предоставил дружественному племени аваров, однако с условием: если лангобардам когда-нибудь придется вернуться, они сохранят за собой право потребовать свои земли обратно.

Железная корона лангобардских королей

Итак, шел 568 год. Лангобарды и присоединившиеся к ним саксы оставили Паннонию и вместе с женами и детьми, со всем имуществом отправились в Италию, чтобы овладеть ею. Поход оказался удачным. Вскоре лангобардам удалось захватить большую часть Италии. Они расселились в северной и средней части страны (будущие Ломбардия и Тоскана) и в горных областях Южной Италии, где образовались лангобардские герцогства Беневент и Сполето. Большая же часть морских портов осталась в руках византийцев. Не вошла в состав лангобардского королевства и область вокруг Равенны, а также область вокруг Рима (впоследствии Папская область).

Альбуин правил Италией всего три с половиной года и погиб вследствие заговора, главной действующей пружиной которого была его жена Розамунда.

Как-то в Вероне Альбуин, веселясь на пиру, приказал поднести королеве кубок, сделанный из черепа ее отца Кунимунда, и потребовал, чтобы Розамунда «весело выпила вместе с отцом своим». Уязвленная этой выходкой до глубины души, Розамунда замыслила отомстить за убийство отца убийством мужа. Но сделать это она собиралась чужими руками. Розамунда сговорилась с Гельмигисом, щитоносцем и молочным братом короля. Гельмигис посоветовал вовлечь в заговор Передел, человека необыкновенной физической силы. Но Передей отказывался участвовать в преступлении, и Розамунда пошла на хитрость. Как-то ночью королева расположилась на ложе своей служанки — любовницы Передел, который, ни о чем не догадываясь, уснул рядом с королевой. На рассвете Розамунда спросила его, за кого он ее принимает. Передей сказал, и тогда королева отвечала ему: «Я не та, за кого ты меня принимаешь; я — Розамунда. Теперь ты совершил такое преступление, после которого должен или убить Альбуина, или погибнуть от его меча». Таким образом Розамунде удалось склонить Передел на свою сторону.

Однажды, около полудня, когда Альбуин прилег отдохнуть, Розамунда, по совету Гельмигиса, отдала приказание соблюдать во всем дворце строжайшую тишину, спрятала все оружие, а меч короля крепко привязала к кровати, чтобы тот не мог извлечь его из ножен. После этого она впустила в спальню Передея. Альбуин проснулся и тотчас схватился за меч, но сумел вооружиться только ножнами и ими защищался некоторое время. «Но увы! — восклицает Павел Дьякон. — Этот воинственнейший и отважнейший муж ничего не мог сделать против такого врага и погиб; приобретя себе величайшую воинскую славу победой над бесчисленными врагами, он пал жертвой коварства ничтожной женщины». Лангобарды с плачем и рыданием похоронили его тело у одной из лестниц, ведущих во дворец.

Гельмигис попытался захватить власть в свои руки, но это ему не удалось, поскольку лангобарды не простили ему смерти короля. Тогда Розамунда немедленно послала к Лонгину, византийскому наместнику, жившему в Равенне, с просьбой прислать ей корабль, на котором можно было бы бежать. Лонгин, обрадованный таким известием, тотчас отправил корабль, и Гельмигис и Розамунда, к тому времени ставшая ему женой, спаслись бегством. С собой они увезли дочь короля Альбизинду и лангобардские сокровища.

Когда Розамунда прибыла в Равенну, наместник Лонгин начал уговаривать ее умертвить Гельмигиса и вступить в брак с ним. Розамунда, горя желанием сделаться правительницей Равенны, согласилась. И однажды она поднесла Гельмигису яд, выдавая его за какой-то особенно полезный для здоровья напилок. Тот, почувствовав, что пьет смертную чашу, занес над Розамундой обнаженный меч и заставил ее допить то, что осталось в кубке. Убийцы лангобардского короля погибли.

После смерти Розамунды наместник Лонгин отправил к императору в Константинополь Альбизинду вместе с лангобардскими сокровищами. Передей оказался среди тех, кто сопровождал принцессу. В Константинополе на игрищах, перед всем народом и в присутствии императора, он убил огромного льва. Павел Дьякон рассказывает, что император, пораженный такой силой, повелел выколоть Передею глаза, чтобы он не сотворил какого-нибудь зла.

Прошло некоторое время. Ослепленный Передей пришел к дворцу, обещая, если его допустят к императору, сообщить ему весьма важное дело. В рукавах его были спрятаны ножи. Император, заинтересовавшись, выслал к Передею двух патрициев из числа своих приближенных. Передей, якобы желая сообщить нечто секретное, подошел к ним как можно ближе и, выхватив оба спрятанных ножа, нанес им смертельные раны. Так, забрав жизни двоих самых полезных для императора людей, Передей отомстил за потерю своих глаз.

* * *

В VIII веке Карл Великий отобрал Италию у лангобардов. Под его власть не попала южная ее часть, где продолжали господствовать наместники Византийской империи, постоянно тревожимые то оставшимися лангобардскими герцогами, сохранившими независимость, то появившимися из Африки сарацинами.

Византийская империя все время своего существования едва ли не постоянно находилась в состоянии войны. Годы мира счесть куда проще, чем годы войны. В среднем за столетие вряд ли выпадало более 20—25 мирных лет.

Неудивительно, что практика военного дела Восточной Римской империи стала основой достижений военно-теоретической науки. Авторы дошедших до нас трудов, конечно, отличаются уровнем теоретической и профессиональной подготовки, демонстрируют различный подход к проблемам военной науки, но все они неординарные писатели. Так что многие военно-теоретические сочинения являются подлинными шедеврами византийской эрудиции, образованности, культуры. Кроме того, они внесли достойную лепту и в теорию, а затем и в практику тайной войны. Впрочем, им было у кого поучиться. Ссылка на авторитет древних — греков и римлян — для византийских военных теоретиков была самым весомым аргументом.