Царство страха - Хантер С. Томпсон

Между тем, Бромли в очередной раз лишился своего об­реза - на этот раз его отобрал полицейский, который при­ехал в мотель «Эпплджек-Инн» специально, чтобы второй раз за последние 36 часов конфисковать ружье. Это произо­шло после того, как портье, которого мы попросили сделать фотографию Бромли, перезвонил нам и рассказал, что убор­щица нашла в его комнате «ружье зловещего вида»... Но и в этом случае окружная прокуратура отказывалась делать хоть что-то, даже просто отобрать обрез. Нам пришлось про­сить о помощи нашего знакомого полицейского - Рика Крабтри, недоучившегося студента английской филологии Колумбийского Университета. Даже после того, как Крабтри конфисковал оружие, окружная прокуратура продолжала выражать свое недовольство по поводу наших требований арестовать Бромли. «Он возвратился в мотель «Эпплджек» в сопровождении девушки, - сообщили нам из прокуратуры, - и мы не хотим мешать ему до утра».

Собравшаяся команда левацких байкеров, Черных Поясов, Белых Пантер[2]и избранных местных громил, которая уже давно, с самого его появления, призывала открыть се­зон охоты на Бромли, не могла снести такого поведения прокуратуры. Они хотели опрыскать Бромли «Мейсом» и при помощи бейсбольных бит сделать из него вкусненькую отбивную котлету... и им было совершенно по барабану, со­стоял он агентом ФБР или нет. Я все еще разговаривал по телефону с помощником окружного прокурора, когда заме­тил, что комната опустела. «Мы едем в «Эппплджек», - прокричал мне кто-то из-за двери. - Можешь сказать этой безмазовой свинье из окружной прокуратуры, что мы ре­шили взять инициативу в свои руки... через полчаса мы пе­редадим их ссаного стукача в тюрьму, а чтобы они поняли кто это, передай им, что он будет упакован в пластиковый мешок».

Я передал это в окружную прокуратуру... через 15 минут Бромли утекал по шоссе на арендованной машине. Он так быстро смылся, что мы даже не успели сделать хороший снимок, поэтому на следующее утро мы обратились в «Фото-агенство Белых Пантер» в Денвере, и они поручили мо­лодому, невинно выглядящему Черному Поясу поехать, во­оружившись фотокамерой, к дому Бромли в одном из ден­верских пригородов. Пол Дэвидсон постучал в дверь сексота и сказал, что он восхищен припаркованным во дворе рас­чудесным мотоциклом и хотел бы сфотографировать его - вместе с гордым владельцем. Бдительный Бромли с боль­шим удовольствием сел на мотоцикл и с гордостью смот­рел, как из камеры вылетает птичка, а на следующий день «Aspen Times» опубликовала фото Бромли вместе с по­дробным описанием его короткой, но весьма активной «поддержки» движения Власть Фриков. Мы послали Бромли эту вырезку из газеты с его фото... и он почти сра­зу же написал мне ответ с угрозами и фотографией, кото­рую он посчитал намного лучшей, чем та, которую наш «смешной маленький фотограф» сделал обманным путем. Даже сотрудник БРК очень удивился, увидев свидетельст­во полного безумия этого опытного стукача. «В это невоз­можно поверить, - повторял он все время. - Неужели он действительно поставил свою подпись на письме, неужели он действительно расписался на фотографии! Как можно было взять на работу такого человека?»

Действительно, как?

* * *

Эта история началась в 1968-м, когда в издательстве «Random House» мне выдали $5000, и мой редактор сказал: «Иди-ка ты, да напиши про гибель Американской Мечты». Я согласился без лишних раздумий - деньги были очень нужны. Ведь помимо пяти штук аванса, речь шла о $7500 «до­полнительных расходов», правда о гонораре речь уже не шла, но я не сильно расстроился. Не говоря уже о том, что «Random House» оплачивал таким образом в той или иной степени мое обучение. Мне предстояло отправиться туда, не знаю куда, и написать то, не знаю что - лишь бы это имело отношение к «Смерти Американской Мечты».

Задача казалась ерундовой, и долгое время я пребывал в этом счастливом заблуждении. Казалось, мне выдали кредитку, все покупки по которой надлежало оплатить, но не сейчас. Помню, тогда я еще подумал, что Джим Сильберман, редактор «Random House», не просто сумасшедший человек, но еще и полностью при этом безответственный. Иначе с чего бы он сделал мне такое предложение?

Я съездил тогда в несколько мест, сам уже не помню зачем, и вот в августе 1968-го года я отправился в Чикаго освещать работу Съезда Демократической Партии с пачкой свежеотпечатанных голубеньких удостоверений для прессы и дополнительным бэджиком от своего издательства.

На самом деле меня никто не отправлял на съезд, я даже не стал брать аккредитацию от какого-нибудь журнала; мне просто хотелось оказаться там и оценить обстановку. Город настолько кишел журналистами, что я почувствовал себя туристом. Не говоря уж о том, что работающим там официально писателям и репортерам не достались более внушительные командировочные, чем они явно озадачивались при встрече со мной; хотя, если бы попросили, я написал бы эту историю и забесплатно.

Даже теперь, спустя все эти годы, мне становится не по себе, когда я вспоминаю про Чикаго. Эта неделя на Съезде существенно изменила мои представления о том, что про­исходит в этой стране, и определила мое место в ней. В понедельник я пришел в состояние Паралитического Шока, во вторник меня обуял Страх, потом Ярость и, наконец, - Истерия, длившаяся затем минимум месяц. Каждый раз, пытаясь рассказать друзьям, что же все-таки произошло в Чикаго, я начинал рыдать, и только спустя годы я понял причину.

Меня не били, не тащили в тюрьму. Все обстояло намного хуже. Потребуется настоящий специалист - или несколько специалистов - чтобы избить человека и не привести его при этом в состояние шока, в котором весь эффект от избиения пропадает... затем, оказаться в тюрьме вместе с закадычными друзьями - это скорее экзотичное развлечение, чем травматическая ситуация; в самом деле, это совершенно беспонтово - жить в шестидесятые годы и ни разу не оказаться за решеткой.

И все же тогда в Чикаго для меня навсегда закончились шестидесятые. Помню, как я добрел до своей комнаты в «Блэкстоуне», стоявшим через дорогу от «Хилтона», сел на кровать, скрестив ноги, и просидел так несколько часов. Меня била дрожь, ни о каких заметках я и думать не мог - только смотреть в экран телевизора расфокусированным взглядом и тихо офигевать от того, что происходит вокруг. В телевизоре творилось примерно то же самое - я видел себя самого, в ужа­се убегающего от копов по Мичиган Драйв, всего в двух шагах впереди от размахивающей дубинкой свиньи, каждую секунду ждущего пули в легкое, которая поразит меня прежде, чем я даже услышу звук выстрела.

Я стоял на углу Мичигана и Бальбоа вечером в ту среду, когда копы атаковали. Помню, я тогда еще думал: «Нет. Это невозможно». Вжавшись в стену отеля, я достал из моей излюбленной голубой L.L. Bean сумки мотоциклетный шлем и желтые горнолыжные очки, полагая, что все обойдется «Мейсом», в крайнем случае - газом. Однако именно в этот раз копы не использовали ни того, ни другого.

В этот вечер они пустили в ход дубинки, и разверзся натуральный ад, не имеющий аналогов в этой сучьей истории. Я стоял у стены, пытаясь нацепить шлем, а люди неслись мимо, как зверье во время лесного пожара. Люди или кричали, или истекали кровью, копы хватали их на ходу и запихивали в свои машины. Я никогда не попадал в землетрясение, но, сдается, атмосфера там примерно та же. Тотальная паника и потерянность, и притом никакого выхода. Первая волна копов ворвалась на Бальбоа, построившись клином, сметая всех на своем пути, как огонь в муравейнике. Бежать было бесполезно - со всех сторон появлялись все новые и новые копы. Вторая волна ломанулась со стороны Грант Парка, подобно огромной перемалывающей машине, ощетинившейся длинными черными дубинками, крушившими истерически кричавших людей, отчаянно пытавшихся выбраться из этого переплета.