Клуб бессмертных - Владимир Лорченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сувениров я не привез. Это дурная примета, что-то брать с собой. Возьмешь вещь – потом обязательно убьют. Вот я и не брал.
А небольшой зеленый ящик, который он, по его признанию, сколотил в редкие минуты отдыха, Анатолий положил в подвале за бочкой с вином. И велел:
– Никогда, слышишь, никогда не трогай это!!!
Я и не трогала. Леонида – то есть я – всегда понимала своего мужчину с первого слова. Мне было достаточно того, что он, Анатолий, рядом. Лежит в одной кровати со мной, ест со мной, берет меня, оплодотворяет меня, растит моих и его детей. Я его любила.
Итак, во время войны в Приднестровье мы с мужем агитировали за унионизм. Я до сих пор уверена в своей правоте. Молдавия никогда не могла существовать как отдельная страна. А раз русские ушли, сам Бог велел нам воссоединиться с Румынией. Признаюсь, мы были несколько фанатичны. Живи мы несколькими столетиями раньше, нас как первоклассных фанатиков подобрал бы сам неистовый Лютер.
Что, ящик? Ах, да. Первый раз мне захотелось увидеть, что там, в 1989 году. Я прокралась в подвал ночью, когда Анатолий спал, и даже вытащила сундучок из-за бочки. Но что-то мне помешало его открыть. Мне показалось, что в ящике – что-то теплое и пульсирующее. Мне стало страшно, и я вернулась. Анатолий спал.
Он всегда хорошо спал. Даже когда в наш дом бросили гранату. Когда это было? Осенью 1992 года. Война закончилась, и в наш дом бросил гранату один беспартийный не определившийся в пристрастиях односельчанин. Исключительно по личным мотивам – как-то мы не одолжили ему вина. Это, естественно, не осталось без внимания властей. Нам дали квартиру в Кишиневе, правда, в малосемейке, но не под открытым же небом спать.
Как я уже говорила, Анатолий так и не запил, в отличие от многих других ребят, которые вернулись с ним и после него из Афганистана. Были, конечно, еще и другие, кто не пил, – но это только потому, что их привозили мертвыми. А мой Анатолий, слава Богу, остался жив, пусть и без левой кисти.
Второй раз я спустилась в подвал осенью 1991 года. И не сумев перебороть себя, открыла ящик. Он был полон сушеных фиг. Конечно, это были не фиги, но так мне сначала показалось. Я вынула одну, поднесла поближе к свече, и меня стошнило.
Я держала сморщенное человеческое ухо.
Позже мне рассказали, что многие наши ребята в Афганистане, обезумев от жары и войны, отрезали на память уши убитых врагов. Я не осуждаю Анатолия за это. Но в 1992 году запретила ему брать в руки оружие: по моему мнению, в нашем доме было достаточно отрезанных человеческих ушей. Так я ему и сказала. А до тех пор целый год ничем не показывала мужу, что видела его страшную коллекцию.
Да, я боролась за право моей страны воссоединиться с нашей исторической родиной, Румынией, но делала это исключительно мирными средствами. Может быть, именно поэтому гранату в нас бросили не те, кто воевал на стороне Тирасполя, а несчастный пьяница, мстивший за банку вина.
Так или иначе, а ровно через год после того, как я открыла мужнин ящик, в Молдавии началась гражданская война. Недавно мне снилось, будто я стою на вершине какой-то горы и обнаженные, смеющиеся люди говорят мне, будто я начала войну.
Будто бы в ящике, который я открыла, было спрятано безумие войны…
Что ж. Когда мы перебрались в Кишинев, о нашей семье написали в газетах. Меня пригласили в президентский дворец. На каком-то торжественном мероприятии президент Мирча Снегур вручил мне орден Штефана Великого. Очень внушительная железка. Однако с тех пор находить каждое утро под подушкой червонец или хотя бы орден (чтобы потом продать) мы не стали. И году к 99-му Анатолий поехал на заработки в Москву.
Потом мне вновь приснился ящик с отрезанными ушами (мы с мужем оставили его в Дубоссарах). А затем – опять какие-то люди на горе. Самый огромный среди них сказал мне:
– Пандора, не горюй! Ибо на твою землю по твоей вине опустилось безумие, но скоро явится герой, который искупит эту и многие другие человеческие вины. Твой грех будет смыт.
Я очень удивилась, потому что меня с рождения зовут Леонида, а не какая-то Пандора. Ужасно глупый сон. Все знают, кто начал эту войну. Русские и наши дураки из Кишинева, которые не смогли с русскими договориться. Потом я проснулась и пошла на кухню. Она была совсем серой: утро еще не наступило. К сожалению, мне больше нечего рассказать о моей с Анатолием совместной жизни. В России он женился. Мне сказали об этом молдавские рабочие, которые трудились с ним на одной стройке. Я позвонила туда, где он работал, и мне сказали: да, он действительно женился. И дали его новый телефон в Москве. Я позвонила, и женский голос ответил: – Анатолий? Да, дома.
И эта скотина взял трубку, и я спросила: «Что, Толик, новая жена?» – а он начал оправдываться, но мне-то все стало ясно. Урод. Хуже всего то, что он приезжал летом и сказал: готовь соленья и варенья, чтобы зимой на стройке было что поесть. Я и наготовила. На триста долларов. А он взял все это да и поехал прямиком к ней, к новой жене. В Россию.
Разумеется, сон – не больше, чем сон. Но на всякий случай я купила билет в Дубоссары. Мне хочется посмотреть: там ли он, этот ящичек? И если он там, я закрою его. Просто для того, чтобы кто-то случайно не нашел в брошенном доме ящик с человеческими ушами и не начал рассказывать сказки о «румынских зверствах в Приднестровье». А в сон я не верю. Просто найду ящик и закрою. Дети у меня уже взрослые, поэтому я могу распоряжаться собой как вздумаю. Поэтому после того как закрою ящик, я там же, в подвале, повешусь. Что? Из-за войны? Нет, конечно.
Из-за мужа.
Они повесили меня на скале при Зевсе, они распяли меня при Яхве. С меня хватит, на этот раз пускай отдувается Прометеус. Он герой, стало быть, ему и карты в руки. А я пока заправлю этот «Фольксваген» и принесу водителю сигарет. Да, за десять процентов от цены пачки я могу сбегать в магазин, пока ваша машина заправляется, и вынести вам сигарет. Только не надо хмуриться и ворчать. Не устраивает цена – поднимайте свою задницу сами. Честное слово, с вами, людьми, одна морока. Вечно вы недовольны. При этом планка падает: если несколько тысяч лет назад человечество мучили смутные сомнения и глобальные вопросы, к примеру, стандартный – зачем вы живете, то сейчас поводом для недовольства может стать любая мелочь. Из этого я делаю вывод – человечество вырождается. А ведь начиналось все куда как лучше.
Помню, первый раз мы поссорились с Зевсом из-за грамоты. Старик никак не мог понять, зачем я обучил вас письму и чтению.
– Разве от этого, мой мальчик, – приподняв мой подбородок, он глядел мне в глаза, – фимиам в моих храмах будет куриться чаще?
Старый греховодник был ужасно честолюбив. Настолько, что любые изменения он воспринимал только если они шли во славу ему. Пришлось наплести всякой ерунды про всеобщую грамотность, благодаря которой о деяниях великих богов узнают даже самые отсталые дикари. Сейчас-то, конечно, Зевс вам ни в жизнь этого не подтвердит. Он вообще не любит вспоминать о прошлом. Еще бы! Представьте себе нацистского преступника, который не только не попал на скамью подсудимых в Нюрнберге, но и сумел избежать даже общественного порицания. Более того, представьте, что в послевоенной Германии ходят легенды о добром Адольфе Гитлере, а он сам возглавляет ассоциацию «Любители хорового альпийского пения» и пьет пиво с единомышленниками после неутомительной работы на посту какого-нибудь концерна. Представили? Ну, так это и есть Зевс в наши дни.