Тайна президентского дворца - Эдуард Беляев

Итак. Приданный парашютно-десантный взвод 1-й роты старшего лейтенанта Левинского из батальона гвардии майора Пустовита. Командир взвода лейтенант Анатолий Ковалев. С ним было 24 десантника и три БМД. Советник — майор Юрий Николаевич Росляков (что до точности написания фамилии, у меня есть сомнения). Фамилию же погибшего механика-водителя, к сожалению, тоже не удалось установить. По поводу этого парня я вел переписку, приходили ответы — спасибо, кто откликнулся, но сведения настолько противоречивы, что лучше умолчать, чтобы ошибочными или неверными данными не оскорбить память ушедшего.

Анатолий Савельев: «Мне с Виктором Блиновым было поручено захватить штаб ВВС. Дали нам в помощь лейтенанта-десантника и его взвод. Пришли к нашему советнику, который находился в штабе, а тот говорит: „Никакого штурма, — и объясняет нам свой план: — По два человека проходим в здание. Спокойно, без суеты сосредотачиваемся в одном из кабинетов. Вторая половина взвода находится на удалении и, замаскировавшись, ждет сигнала. Они разоружают внешнюю охрану, мы — внутреннюю“. Действительно, афганские солдаты даже внимания не обратили, когда в здание штаба ВВС стали время от времени входить наши десантники.

Где-то около 19.00 мы разоружили внутреннюю охрану. Забрали автоматы, выставили свои посты. Затем вошли в кабинет начальника штаба. Советник говорит: вы арестованы. Он сдал оружие. Были также разоружены все офицеры, их арестовали, посадили в комнату, взяли под охрану. Операция прошла без единого выстрела. Прошел уже час с небольшим, стемнело, все стихло. Мы решили, что стрелять некому, все арестованы, однако ошиблись. Вблизи штаба располагалась курсантская казарма, оттуда и открыли огонь. Выстрелом из гранатомета прошили броню нашей БМД, которая стояла у штаба. Погиб молодой солдат-десантник. Здесь я в первый раз увидел смерть в бою…

Старались на выстрелы не отвечать. Заставили начальника штаба ВВС соединиться с курсантским подразделением и отдать команду о прекращении огня. Пока вели переговоры, сами чуть не погибли. В кабинет начштаба влетела граната, но обошлось. Курсанты же вскоре стрельбу прекратили. Среди ночи к нам приходит сообщение: танки прут на штаб! Я у лейтенанта-десантника спрашиваю: „Что будем делать?“ Он задумался: „Знаешь, если танки вырвутся на летное поле, мы их не остановим. Там у нас всего три БМД. Давай машины выдвигать вперед, перекроем улицу. Она неширокая, это нам на руку. Пойдут — станем бить“.

Майор-советник слушал-слушал наши аргументы, а потом говорит: „А откуда здесь танки? Не могут тут находиться афганские танки“. Мы с ним в машину — и вперед. Темно. Ночь. Видим, действительно танки идут. А кто их разберет — наши они или афганские? Майор выскочил из машины и навстречу колонне. На переднем танке командир в башне, по-походному. Остановилась колонна. Советник спрашивает: „Ты куда рулишь, воин?“ Тот называет точку. „Так это же в обратную сторону“, — смеется майор. Оказалось, карты Кабула у них не было, города не знают. Им дали точку, они и прут. Заплутали, всех переполошили. Но, как видите, все окончилось благополучно…»

Спасибо майору…

А заплутавшие танки с измученными экипажами — простуженными, без голоса, с сильным насморком, с воспаленными глазами, выглядевшими крайне жалко после совершенного ими тяжелейшего шестисоткилометрового марша по высокогорному маршруту в зимних условиях из Термеза до Кабула, — были частью страшного большого тела 108-й мотострелковой дивизии. Она гремящей и чадящей лентой, подминая и кроша смерзшийся снег траками гусениц и колесами тяжелогруженых машин, вползала в поверженную столицу, принадлежащую этой ночью смерти, втягивалась в пустынные стылые улицы и долгую студеную войну. Увлекая за собой в самом хвосте змеиной колонны, извивающейся с натужным урчанием по тесным улочкам, машину замыкания, в холодном кунге которой лежали тела первых десяти убитых солдат дивизии…

Присутствие инициативного майора-советника подсказывает такую мысль: мало сказано об участии советников в операции «Байкал», несправедливо мало. Не будем забывать, что первые военные советники прибыли в Афганистан еще в 1956 году — помогали осваивать технику, поставляемую из Советского Союза. Неважно, что их было чуть более полусотни. Куда важнее, что они приобретали опыт в подготовке чужих солдат и офицеров и в общении с людьми малознакомой нам страны. Армию соседа они понимали изнутри. К 1977 году их число возросло до 240 человек, в январе 1979 года стало более четырехсот, а к лету перевалило за тысячу. Всего же с 1980 по 1988 год в ДРА было командировано около 8000 военных советников, специалистов и переводчиков. Лучше их никто не знал настроений личного состава: морально-деловых качеств афганских военных, боевой способности частей и подразделений. Разведслужбы во многом питались информацией от советников, используя их знания реального положения дел и применяя их опыт. Не так скромны и их функции в операции по свержению режима Амина, как это напрасно подается во многих мемуарах. Многие из них в период боевых действий отдали жизни, выполняя свой служебный долг. Всего в Афганистане погибли 180 военных советников, специалистов и переводчиков, 664 были ранены. (В некоторых источниках погибших — 190.)

Особенно обидно за тех, которые были практически беззащитны, находясь в частях, дислоцированных, как правило, далеко от Кабула. С ними расправлялись свои же подсоветные, переходившие на сторону душманов. Некоторые попадали в плен к мятежникам, подвергались пыткам и принимали мученическую смерть. Их работа проходила в постоянном напряжении — в отличие, например, от спецназовцев, выполнявших разовые задания. И давайте не будем забывать, что наши бойцы спецгрупп и вторгающихся частей шли вперед за Родину вдалеке от своих близких. А они, советники, еще и с мыслью о любимых и незащищенных, что находились рядом и ожидали мужей за стылым ужином в тот роковой вечер, 27 декабря, и во все последующие. Советники почти все были при женах, а присутствие благоверных ох как мешает спокойно погибнуть. Даже за правое дело…

Разослали потом офицеров по округам, соединениям, частям, академиям — и забыли. Питаю надежду — может быть, хотя бы спасибо сказали. Хорошо по этому поводу и с доброй порцией иронии и сарказма скажет много-много лет спустя полковник в отставке Евгений Чернышев: «Все офицеры получили ордена. А обо мне позаботиться было некому. Я мог бы о себе позаботиться сам и инициировать награждение, но этот вопрос меня мало интересовал. А на память о тех событиях достаточно и грамоты. Кто служил под началом генерал-полковника Магометова Салтана Кеккезовича, знает, что он был достаточно груб с подчиненными, малоприветлив. До похвал и благодарностей снисходил редко. Поэтому грамота, полученная от него, чего-то стоит».

Советник главкома ВВС и ПВО генерал-лейтенант Орлов Олег Гаврилович, заменившийся 7 февраля 1980 года, двумя неделями ранее на совещании советников рассказал о судьбе наградных документов, составленных на них, обеспечивавших ввод советских войск: «Наверху решили, что советники ни в каких событиях не участвовали. А потому представления и наградные листы предложили оставить себе на память».

26 декабря военных советников и командиров частей кабульского гарнизона собрали на совещание у генерал-полковника Магометова. Им была поставлена задача: завтра остаться в частях на ночь, организовать ужин с подсоветными — для этого им выдали спиртное и «закусить» — и постараться ни при каких обстоятельствах не допустить выступления против советских войск. Когда произошло отравление Амина и его гостей, Джандад распорядился выставить дополнительные посты по периметру Тадж-Бека и на других важных объектах. В свою очередь, начальник политуправления Экбаль позвонил в танковую бригаду, приказал командиру быть в готовности выступить для оказания помощи правительству.