Мечты Сбываются… - Эмили Лоринг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стол не очень ценный, но у нас он с тысяча восемьсот двадцатого года, и мне бы не хотелось расстаться с ним. Наверное, его можно восстановить. Я знаю мастера, который реставрирует старинную мебель, и на днях позвоню ему.
– Вот и славно, – ответила Луиз и, оглядев гостиную, добавила:
– Похоже, я все сделала.
– Конечно, так что идите мыться. Ванная на втором этаже, дверь налево.
Она побежала наверх и сразу же нашла ванную. Это была чудесная комната, выдержанная в светло-желтых тонах. Луиз пощупала одно из пушистых полотенец и подумала, сам ли Закари подбирал ванные принадлежности в тон стенам? На сосновой полочке она нашла нераспечатанный кусок мыла с приятным запахом лимона.
Когда Луиз вернулась в гостиную, Закари уже поставил на столик около высокого створчатого окна кофейные чашки и тарелки.
Как только она вошла, он начал разливать кофе, и Луиз вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась. Ее ноздри с трепетом уловили восхитительный запах, и она сглотнула слюну.
– Садитесь и ешьте, – сказал Закари, пододвигая к ней тарелку, на которой лежал бутерброд с сыром.
Она с умилением посмотрела на толстый кусок хлеба.
– Вы часто едите на ланч бутерброды?
– Когда работаю – да. Я не могу тратить время на готовку или на поиски кафе. Я хожу туда, только если бываю свободен.
– Вы работаете каждый день? – спросила Луиз перед тем, как взять свой бутерброд, внутри которого разглядела огромный кусок чеддера, политый томатным соусом. На вкус это был соус домашнего приготовления.
Наступила пауза. Луиз озадаченно подняла голову и заметила, что лицо Закари побагровело, а губы плотно сжались. Что взволновало его? Уж очень он раним, подумала она, хотя, конечно, в последнее время ему здорово не везло. Несчастный случай, и как следствие его шрамы на лице и боль в душе, а теперь еще это ограбление. Любой на его месте станет вспыльчивым.
– Как правило, да, – наконец выдавил Закари.
Луиз остро почувствовала горечь в его словах, и ее сердце отозвалось на страдания художника.
– Вам пока не удается работать так, как раньше?
Он раздраженно посмотрел на нее.
– Я уже говорил вам, когда вы были здесь в прошлый раз, что после несчастного случая я не могу писать вообще. Нет, физически я здоров. Но у меня пропало желание. Я не знаю, что писать. Часами стою, уставившись на холст, и ничего не приходит в голову…
Закари нахмурившись замолчал, и она посмотрела на него с сочувствием.
– Я понимаю, вы расстроены…
– О Боже! – взревел он, бешено вращая глазами.
Луиз вздрогнула, уронив недоеденный бутерброд на тарелку.
– Вы расстроены… – передразнил он ее. – Ваша болтовня сводит меня с ума! Я художник. Я должен писать – и не могу, и не понимаю почему. Пытаюсь работать, но чем больше мучаюсь, тем хуже у меня получается.
Она облизнула пересохшие губы и с опаской пробормотала:
– Может, вам нужно сделать перерыв на недельку-другую?
– Думаете, я не делал? Я перепробовал все, что можно, но безрезультатно, – сказал Закари и зло посмотрел на нее. – Доешьте наконец свой бутерброд! И выпейте кофе, пока он не остыл!
Луиз покорно повиновалась в надежде, что это успокоит его. Ей не нравилось, что он так разбушевался.
– Кончили? – спросил Закари через десять минут, когда она допила вторую чашку кофе.
– Да, спасибо, бутерброд был замечательный.
Закари поднялся.
– Пойдемте со мной!
Она удивилась и тоже встала.
– Куда?
– Ко мне в мастерскую.
Она бросилась за ним, заинтригованная предложением. Ей ни разу не приходилось бывать в мастерской художника и не терпелось увидеть, что же это такое.
Его студия оказалась пристройкой к задней стене коттеджа, с огромными раздвижными окнами от пола до потолка. Благодаря им даже в пасмурный зимний день в комнате было светло. В центре на мольберте стоял подрамник с натянутым на него холстом. Закари порывисто указал на холст рукой.
– Вот все, что я сделал за последние девять месяцев!
Луиз озадаченно рассматривала размашистые красные мазки.
– Боюсь, я ничего не понимаю в современном искусстве, – вежливо сказала она, и Закари свирепо взглянул на нее.
– Это не искусство, глупая вы женщина! Недавно я пришел в такое отчаяние, что в ярости заляпал краской весь холст.
Луиз расстроенно прошептала:
– Понимаю… Я вам так со…
– Только не говорите опять, что сочувствуете мне, а то я вас чем-нибудь ударю! – прорычал он.
Она испуганно отступила к стеклянной стене.
– А что еще я могу сказать?
Неожиданно выглянуло солнце и осветило ее хрупкую фигурку в голубом платье. Закари прищурился, глядя на нее.
– Не двигайтесь, – сказал он вдруг.
– Почему? – спросила Луиз с робким удивлением в голосе, и в ее темно-синих глазах промелькнуло недоумение.
Закари взял в руки альбом для эскизов и уголь. Она смотрела, как быстро двигаются длинные пальцы его здоровой руки, и черные штрихи появляются на белой бумаге.
– Вы что, рисуете меня? – изумленно произнесла она.
– А чем еще, по-вашему, я занимаюсь? Луиз была слишком польщена, чтобы обижаться на его ворчание. Значит, у него появилось настроение работать, и вдохновила его она! Луиз пребывала на вершине блаженства.
Через некоторое время Закари отбросил уголь и посмотрел на эскиз, поджав губы.
– Можно взглянуть? – спросила Луиз, и он молча протянул ей альбом.
Она не могла отвести глаз от черных бархатистых линий, которые в точности запечатлели ее лицо.
– Здорово! Вы очень талантливы, мистер Уэст. Я завидую вам. У меня нет вообще никаких творческих способностей.
– Но быть такой хорошей медсестрой, как вы, тоже дар, – буркнул он. Луиз зарделась.
– Спасибо, но это не одно и то же, не правда ли? Существуют тысячи хороших медсестер, а талантливых художников – единицы. А когда вы перенесете эскиз на холст?
– Что? – Закари взглянул на нее с саркастической усмешкой. – Боюсь, это разные вещи. Наброски мне всегда давались легко. Делать зарисовки с того, что видишь перед собой, не более чем условный рефлекс. Это занимает несколько минут. Писать картину – совсем другое дело. Тут нужны часы напряженного труда. Можно работать неделями, месяцами… Но главное – вдохновение. Я должен знать точно, чего хочу, а именно этого мне не хватает последнее время – энергии творчества.
Луиз задумчиво кивнула.
– Понимаю.