Сен-Жермен - Михаил Ишков

Так персы с союзниками приступили к откапыванию рва, землю из которого они отгребали к себе, и скоро город был окружен глубоким рвом и земляным валом. За этим укреплением осажденные не могли видеть, что творится в персидском лагере.

Но даже это обстоятельство не встревожило вавилонян. Они продолжали смеяться на осаждавшими. Кричали, что запасами продовольствия город обеспечен на двадцать лет, что, как потом я выяснил, проверив, склады, соответствовало действительности.

Наконец рвы по обе стороны крепостной стены были готовы. Между тем знающие люди сообщили Киру, что скоро в Вавилоне наступает великий праздник, на котором все население пьет и гуляет. В эту ночь был назначен штурм, и как только стемнело, последовал приказ поднять щиты, и речная вода хлынула в приготовленные рвы. Очень скоро уровень воды в реки опустился по грудь воина среднего роста. Вытянувшись в две цепочки лучшие полки, составленные из персов спустились на дно реки и двинулись в сторону города.

Всех, кто попадался им на пути, воины убивали на месте, но некоторые успевали убежать. Они принимались истошно вопить, но воины, уже вошедшие в город, тоже поднимали крик, словно все они собрались сюда, чтобы принять участие в празднестве. Скоро нападавшие добрались до ворот царского дворца, тоже представлявшего из себя великую крепость. Те из стражников, кто должен был охранять ворота дворца, перепились и были без труда повержены. Однако поднялся шум. Тогда вавилонский царь не нашел ничего лучше, как приказать выяснить, что случилось, и некоторые из его людей, открыв ворота, выбежали наружу. Как только персы увидели ворота распахнутыми, они бросились внутрь, и к утру Вавилон был взят.

Я надолго примолк, никто из слушателей не проронил и слова. Даже сам повелитель… Восточное воспитание — поразительная штука. Главным в нем полагают не сноровку в обхождении с женщинами, а умение слушать собеседника.

…Рассказ о взятие Вавилона произвел на моих слушателей ошеломляющее впечатление. Дерзкое решение Кира отвести воды Евфрата и понизить уровень реки до глубины примерно в полторы сажени, они обсуждали долго, спорили горячо. Могла ли в действительности персидская пехота по дну реки пройти в город, где по случаю праздника начался пьяный разгул? Одни сподвижники Надир-хана, которым довелось побывать на Евфрате, утверждали, что дно у реки илистое и практически непроходимое для сарбазов; другие — тоже побывавшие в тех местах, заявляли, что в этом нет ничего удивительного. Слой ила тонок, брести по дну можно. Особенно, если выстлать дно циновками из тростника… Этот спор разрешило взятие турецкой крепости Карс,[64]самой неприступной на востоке, о которую ломали зубы многие полководцы — от монголов до Тамерлана. Надир-хан, осмотрев местность решил применить тот же прием. Две недели вся армия прорывала обводной канал. Когда же поток, спешащий в Карс, иссяк, комендант через пару дней сдал город.

Спустя неделю после того, как я поведал Надир-хану и его ближайшему окружению о походе персов в Египет, о детстве, юности и зрелых годах Александра Македонского, о законах, установленных Юлием Цезарем в Риме, о подвигах Хосрова Анурширвана — основателя династии Сасанидов, об окровавившим половину земных пределов Чингиз-хане, о взлете его дальнего потомка, хромого Тимура, — я вновь вернулся к овеянному славой Киру.

— Скорое падение Вавилона, — начал я в один из вечеров, блистательные подвиги Искандера Двурогого, деяния других славных героев древности только в первые мгновения поражает воображение. Другая загадка не дает покоя всякому разумному человеку: почему так трудно сохранить власть над народами? Почему одному честолюбцу, взявшему в руки царский венец, и на год не удается удержать его в руках, а другому позволено Создателем и править достойно, и умереть праведно, и оставить наследникам государство в таком порядке, что поданные ещё долго могут наслаждаться миром и покоем. Только познакомившись с жизнью Кира, ставшего властителем множества подчинившихся ему людей, государств и народов, любой может убедиться, что установление власти над людьми не должно считаться трудным или невозможным предприятием, если браться за него со знанием дела.

Слушатели оживились, а в глазах Надир-хана мелькнуло острое любопытство.

— Известно, — продолжил я, — что Киру охотно подчинялись народы, жившие от него в отдалении, измеряемом многими днями пути, другие — даже месяцами, третьи вообще не видели его в глаза, а четвертые прекрасно понимали, что им никогда не представится возможность его увидеть. И все же они охотно повиновались ему.

До самого августа 1735 года, когда Надир-хан, вернув армянские земли и захватив Карс, поворотил в сторону Гюрджистана, я продолжал рассказывать правителю и ближайшему его окружению о подвигах древнего царя, которого, без сомнения, можно было признать за идеального властителя. Пусть даже на самом деле Кир не в полной мере соответствовал иконописному образу, созданному Ксенофонтом, однако, с моей точки зрения, в тот момент не было другой возможности заложить основы братства между людьми, как только с помощью и под опекой разумного властителя. Этой политической идеей Надир-хан и поделился со мной после того, как персидское войско вступило в пределы Грузии. Регент собирался осуществить её уже в ближайшем будущем. Это была захватывающая воображения идея примирить наконец враждующих уже около тысячи лет суннитов и шиитов.

Когда правитель перешел к заветной теме — мы с ним в ту пору были в шатре одни — глаза у него разгорелись, как у мальчишки.

— На чем можно построить крепкое государство как не на едином понимании вечности, справедливости и всемогущества Аллаха! — воскликнул он. — И непременно, чтобы священники подчинялись воле государя! Я ни в коем случае не намерен влезать в богословские вопросы, но ведь каждая мечеть владеет собственностью и все они, в зеленых чалмах, живут на доходы, которые только по центральным областям страны доходят до семи миллионов туманов в год. Я спросил главного муллу, на что идут такие огромные деньги. Он ответил — на содержание школ, ремонт и строительство храмовых сооружений, на воздаяние священнослужителям, чтобы те молились о процветании родной страны.

Как же так, удивился я, когда муллы молились, пока пользовались денежным воздаянием, Персия лежала в развалинах. Каждый, у кого в руках была сабля, бесчинствовал в ней, как хотел. Выходит, вы плохо молились! Выходит, надо отдать эти деньги моим сарбазам, только с их помощью мы сможем оберечь страну?

Он махнул рукой и далее продолжил с горечью.

— До тех пор, пока существует вражда между суннитами и шиитами, последние никогда не смогут благоденствовать. Совершая хадж, на пути в Мекку они подвергаются всяким поруганиям и часто возвращаются назад, так и не достигнув цели. Я хочу испросить у турецкого султана, предстоятеля черного камня в Мекке, чтобы он позволил иметь в святом городе у гроба пророка ещё и пятый придел в честь воссоединения суннитов и шиитов.

— Вы полагаете, что султан в Стамбуле согласится на ваше предложение? — спросил я.