Ужасно скандальный брак - Джоанна Линдсей

— Я так и подумал. Ну так вот, я стал болтать о том и об этом: знаете, ничего особенного, но достаточно, чтобы он расслабился и не слушал меня. И тут я упомянул, что слышал о его сыновьях. Что, мол, один лучше другого. А вот это он расслышал. Словно окаменел. Бьюсь об заклад, рядом с ним можно было молоко морозить! Холоднее льда!

— И это все? Он ничего не ответил?

— Ответил, и еще как! Сказал, что я все не так расслышал и что у него только один сын. Другой мертв.

А мертвецов в дом не пускают. Господи, как, должно быть, ранили Себастьяна слова отца! Впрочем, он сам говорил, что ему все равно. Но был прав: должно быть, Дуглас навсегда отрекся от сына, если считает, что тот для него мертв. Его примут только как ее мужа и никак иначе. Но все это крайне неловко. Ей вполне могут отказать от дома, если она приведет «усопшего» сына в Эджвуд.

Себастьян умел растворяться в тени — талант, который он приобрел много лет назад. Луна почти не появлялась из-за гряды серых облаков, быстро летевших по небу. Но он учел это, когда решил надеть темно-серый плащ, закрывавший его от шеи до сапог и менее различимый в такую погоду, чем черный, который он приберегал на те дни, когда ночи были ясными. В воздухе пахло дождем, который должен был начаться с минуты на минуту. Оставалось надеяться, что он не промокнет с головы до ног, пока бродит вокруг Эджвуда.

В этот час дом был еще ярко освещен. Зачем он мучит себя, явившись сюда и следя за родными в окно? Зная, что его никто не ждет.

Себастьян прислонился к дереву, на которое он и Дентон часто взбирались в детстве. Как-то летом они втащили туда доски и устроили маленький домик. Убежище, было идеальным, но Дентон принес туда так много нужных и ненужных вещей, что ветка, на которой держался домик, треснула. Хорошо еще, она не подломилась сразу, а медленно опускалась на землю. Но отец так перепугался, что запретил им восстанавливать домик.

Старое дерево росло под окнами столовой, где сейчас собралась семья.

В этот момент выражение лица Себастьяна никак нельзя было назвать бесстрастным. Боль, сожаление, гнев… любой мог увидеть это. Сейчас, глядя на отца, он забыл о постоянной необходимости скрывать свои эмоции.

Дуглас почти не изменился и в свои пятьдесят прекрасно выглядел. В волосах, таких же угольно-черных, как у сына, — ни единого проблеска серебра. А вот бабушка, Эбигайл, сильно постарела и совсем седая. Да и плечи согнулись. А прическа все та же — старомодная и очень пышная. Впрочем, ей идет.

Господи, как он скучал по старушке! Она была им не только бабушкой, а всем на свете, особенно после смерти матери, которая скончалась, когда Себастьяну было девять лет. Гордая и величественная, но любящая и родная. Только сейчас она такой не казалась. И когда она разговаривала с Дентоном, губы ее ни разу не тронула улыбка. А в сторону главы семьи она не смотрела вообще.

Дуглас сидел один. Эбигайл ела на другом конце стола. Рядом с ней устроился Дентон. Он тоже сильно изменился. Еще до отъезда Себастьяна у него был беспутный вид настоящего развратника. Сейчас он выглядел ужасно: осунулся, какой-то подавленный, словно тяжело болен. Жюльетт еще не показалась, но, по-видимому, ее никто не стал ждать.

Расстояние, на котором предпочли находиться мать и сын, красноречиво говорило о многом. На счастливую семью это не похоже.

У Себастьяна сжалось сердце. И за это он в ответе. А сколько еще греховна его совести?

Его семья больше не была семьей. Это были просто люди, живущие под одной крышей. Родственное тепло исчезло.

И осознание этого терзало Себастьяна. Он так живо вспомнил другие ужины. Чаще всего в столовой присутствовал и Джайлз, да и его отец, Сесил, регулярно заезжал в Эджвуд. За столом царили смех и веселье. Над Эбигайл немилосердно подшучивали, и она не сердилась. И все сидели рядом. Стол был меньше, и свободных стульев почти не оставалось. Разговор никогда не прерывался, а гости безудержно хохотали. В таком месте хотел бы оказаться каждый. Из этого же все стремились скорее сбежать.

Дуглас встал первым и что-то сказал сыну, но на мать едва взглянул. Себастьян стал красться дальше, пока не подобрался под окно отцовского кабинета. Сесил всегда присоединялся к отцу, когда приезжал на ужин. У старых друзей было о чем поболтать, и их смех часто разносился по старому дому.

Шторы не были задернуты. Еще раньше лакей зажег лампы. Дуглас вошел в комнату и закрыл дверь, после чего налил себе бокал бренди и отнес его вместе с бутылкой к письменному столу. Уселся, осушил бокал и налил снова. Не подозревая, что за ним наблюдают, он позволил плечам безвольно опуститься. Зажег сигару, но курить не стал. Взял какой-то документ, но не прочитал. И устало прислонился головой к спинке кресла.

Перед Себастьяном был человек, которому нечего ждать и не на что надеяться. Он был не просто один в этой комнате. Он был одинок.

Сердце Себастьяна сжалось еще сильнее. Это его грех. Это он превратил отца в подобие человека. Столько лет он не знал, что у отца на душе так же пусто, как у него. До чего же они похожи!

Неудивительно, что все они так привязались к Маргарет! Она, возможно, приносила в дом дыхание жизни своим непрестанным щебетом.

Немного времени спустя Себастьян уже лежал на кровати, подложив руки под голову. Он не разделся, зная, что долго не уснет и, похоже, придется принести снизу еще бутылку бренди, чтобы успокоиться. Однако так глубоко погрузился в невеселые мысли, что не притронулся даже к первой.

Мертв. Отец сказал Тимоти, что он мертв. Фигурально говоря, разумеется, но даже если так, поставили ли ему памятник? Наверное, при встрече с отцом они обменяются парой слов. Резких, наверняка неприятных, но по крайней мере у него появится возможность выразить свои тревоги или, вернее, тревоги Маргарет, и Дуглас скорее всего сумеет успокоить возникшие подозрения.

Он предполагал нечто подобное до того, как узнал об охлаждении между отцом и Сесилом, о ссоре отца с бабкой и о том, что его неприязнь к сыну не утихла с годами, наоборот, возросла до такой степени, что Дуглас больше не считал сына живым. А Себастьян думал, что его собственная горечь не сравнится ни с чем.

И вот теперь он стоял перед непреодолимой преградой. Ни сломать, ни проникнуть сквозь нее он не мог. В отличие от Маргарет. Ее приняли в лоно семьи. Она настолько близка Дугласу, что сделала мыслимое и немыслимое, чтобы спасти его. Если он действительно нуждается в спасении. Может, его стоит спасти только от себя самого. Ад и его присные!

Себастьян и рад бы обвинить отца в нынешнем состоянии дел, но не мог. Все случившееся только на его совести.

Им с Маргарет нужно как можно скорее претворить в жизнь их план, чтобы он смог быстро завершить то, зачем его наняли, и вернуться во Францию.

Она отказалась ужинать в его обществе. Поэтому он и отправился в Эджвуд. Ничего удивительного. Его поведение вчера вечером было недопустимым. Намеренно недопустимым, разумеется, но все же было не обязательно сыпать оскорблениями, чтобы удержать ее на расстоянии. Она, похоже, без всякого труда и без его помощи сохраняла стойкую неприязнь к нему. Кроме того, ему тоже нужна причина держаться от нее подальше.