Кровавый орел - Крейг Расселл

Облака наконец расступились, и засияло солнце. Но Фабеля это не порадовало – он смотрел на город безучастно: душа была не на месте, а мысли далеко от благостного пейзажа. Напрасно он шарил глазами по красотам Альстера и окрестностей, пытаясь заразиться их умиротворенностью.

Добродушно-открытый взгляду живописный Гамбург ни добродушным, ни живописным ему сейчас не казался. В его сознании этот другой город больше не вытеснял тот город, с которым он имел дело профессионально.

Фабель вернулся в кухню и налил себе чашку кофе. Затем нажал на кнопку воспроизведения автоответчика. Бесстрастный электронный голос доложил о наличии трех сообщений. Первое – от репортера «Гамбургер моргенпост» с просьбой прокомментировать последнее убийство. Ну да, губы раскатал! И откуда эти напористые ребята достают его домашний номер? Пора бы им знать, что до официального заявления полицейского пресс-центра он все равно им ни полслова не скажет!.. Два других сообщения были от Ангелики Блюм – журналистки, о которой говорила Мария. Эта Блюм не столько просила, сколько требовала. В первом сообщении: «Нам надо встретиться». Во втором еще круче: «Есть острая необходимость переговорить…» Похоже, новый репортерский трюк. Ничего, он воробей стреляный, его на пушку не возьмешь! Настырной Ангелике Блюм он звонить не станет.

Допив кофе, он сделал два звонка. Первый – Вернеру Мейеру. Но тот говорил по второй линии, и Фабель оставил сообщение, что скоро вернется в управление. Номер телефона для второго звонка пришлось искать в записной книжке. Долго не подходили, потом в трубке раздался мужской голос:

– Да?

– Махмуд? Это Фабель. Хочу с вами встре…

– Когда?

– Прогулочный паром. Семь тридцать.

– Договорились.

Фабель положил трубку, сунул записную книжку в карман, перекрутил пленку автоответчика и пошел было к выходу, затем вернулся и еще раз проиграл сообщение Ангелики Блюм. Номер ее домашнего телефона начинался с «040» – значит, она живет в самом Гамбурге. На сей раз Фабель номер телефона записал – на всякий случай.

Не успело эхо фабелевских шагов отзвучать на гулкой лестничной площадке, как в его пустой квартире зазвонил телефон. Через пять секунд щелкнул автоответчик, и голос Фабеля попросил оставить сообщение после длинного гудка. Женский голос расстроенно произнес: «Черт!» – и звонящая повесила трубку.

Среда, 4 июня, 16.30. Гостиница «Альтона Кроне», Гамбург

В вестибюле гостиницы он появился с почти президентской помпой – в кольце рослых телохранителей, одетых в одинаковые черные кожаные куртки. Высокий и худощавый, на излете восьмого десятка, в светло-сером плаще и тоже серой, но более темного оттенка пиджачной паре. Его осанке и быстрой походке мог бы позавидовать и иной шестидесятилетний. Тонкие черты лица и орлиный нос в сочетании с густой копной седых волос цвета слоновой кости придавали ему вид надменного аристократа.

Навстречу бросились два десятка фотографов. Вспышки их аппаратов почти сливались в одно полыхание. Тех фотографов, которые в попытке обойти товарищей подходили непозволительно близко, черные кожаные куртки грубо отталкивали прочь – один даже оказался на мраморном полу.

В паре шагов от стойки портье черные куртки расступились и позволили высокому старику следовать дальше в одиночку.

Портье, навидавшийся всякого рода важных персон – от рок-певцов и кинозвезд до политбоссов и миллиардеров, чье представление собственной значимости напрямую зависело от величины их банковских счетов, – не обращал ни малейшего внимания на всю эту суету и поднял глаза на посетителя лишь тогда, когда тот подошел вплотную к стойке, – впрочем, и ни секундой позже. С вежливой, но слегка усталой улыбкой он сказал:

– Добрый день, майн герр. Чем могу служить?

– Для меня здесь зарезервирован номер…

У старика и голос был соответствующий: звучный и властный. Однако и это не вывело портье из полусонного состояния.

– Ваше имя, майн герр? – спросил он, хотя, конечно же, узнал посетителя мгновенно.

Высокий старик, выдвинув нижнюю челюсть, вскинул подбородок и глянул на портье вдоль своего орлиного носа – словно прикидывая, куда ударить клювом.

– Айтель. Вольфганг Айтель.

Один репортер – сорокалетний малый неопрятного вида с всклокоченной русой шевелюрой – протолкался вперед, оттеснив коллег, и почти крикнул:

– Герр Айтель, неужели вы всерьез полагаете, что ваш сын имеет хотя бы малейший шанс быть избранным на пост бургомистра? В нашем городе, издавна приверженном либерализму и демократии…

Айтель метнул на наглеца испепеляюще-презрительный взгляд.

– Гамбуржцы – люди не глупые и сами соображают, кто для них лучше, не слушая типов вроде вас, которые норовят навязать им свои взгляды, – отчеканил Айтель, угрожающе надвигаясь на дерзкого репортера. – Журнал моего сына «Шау маль!» так отлично раскупается, вызывая злобу и ненависть беспомощных конкурентов, потому что с его страниц звучит истинный голос человека с улицы. Простой гамбуржец хочет быть услышан – и заслуживает быть услышанным! Мой сын – гарант того, что голос простого человека и впредь будет звучать открыто и смело со страниц «Шау маль!». Сенатором, а затем и первым бургомистром мой сын будет надежным защитником интересов простых людей.

– А в чем, по-вашему, заключаются те интересы, которые намерен отстаивать ваш сын?

Этот вопрос задала привлекательная журналистка лет сорока пяти с модно подстриженными золотисто-каштановыми волосами и в дорогом черном костюме, достаточно короткая юбка которого не скрывала ее все еще гладких и красивых ног. Диктофон в вытянутой руке она поднесла так близко к лицу Айтеля, что телохранитель положил предупреждающую лапищу на ее плечо.

– Убери руки, голубчик, а не то будешь отвечать за хулиганство! – сказала женщина хрипловатым голосом с таким спокойным вызовом, что рука костолома сама слетела с ее плеча.

Айтель повернулся на ее баварский акцент – он и сам говорил с таким же. Щелкнув каблуками и галантно кивнув, он сказал:

– Спасибо за вопрос, мадам. Позвольте, многоуважаемая, развернуто ответить на ваш вопрос. По мнению моего сына – а оно совпадает с мнением всех простых гамбуржцев! – хватит нам терпеть нынешнее жалкое положение города и страны. Массовая иммиграции нас достала! Что она нам дала? Продажу на каждом углу наркотической отравы для наших детей. Чудовищный рост преступности. Безработицу для местного населения. Иностранцы отняли у нас не только рабочие места, они вытирают ноги о нашу культуру и превратили Гамбург и другие прекрасные немецкие города в выгребные ямы, где царят насилие, проституция и наркоторговля.

– И во всем этом вы вините исключительно иностранцев?

– Мадам, я хочу сказать, что социал-демократы, мягко говоря, сели в лужу со своим хваленым экспериментом по созданию «мульти-культи». Никакого слияния разнообразных культур не произошло. Вышла гибель нашей – и мультибардак. К несчастью, нам теперь приходится жить с последствиями незадачливого эксперимента социалистов, потому что это наша земля и эмигрировать нам некуда, да и с какой стати! – Айтель еще больше выпрямился и теперь смотрел поверх журналистки на группу ее коллег, обращаясь к ним как с трибуны. – Долго ли еще будем мы терпеть наглое попрание идеалов добропорядочных немецких граждан? Сама основа нашего бытия оплевана. Привычная жизнь расползается по всем швам. Страшно за себя, страшно за наших детей – и никто более не уверен в завтрашнем дне…