В тумане тысячелетия - Александр Красницкий

Вадим вгляделся в него и вдруг задрожал.

В этом несчастном, оставленном на поле битвы, он узнал самого себя! Неужели такая участь ждёт его? Неужели он именно так погибнет, не успев отомстить врагам?

Ещё пристальнее, ещё напряжённее стал вглядываться юноша в эту рисовавшуюся в дыму картину, и вдруг его внимание было привлечено как бы отдалённым лязгом оружия, доносившимся до его слуха. Он видел, как беспомощный двойник его тоже повернул свою окровавленную голову в том направлении, откуда доносился звон.

По полю шли несколько закованных с ног до головы в железо людей. Такое вооружение Вадим видел и раньше, поэтому легко узнал в этих людях грозных норманнов. Один из них, шедший впереди, высокий, рослый и богато вооружённый, судя по тому почтению, с которым относились к нему остальные, — главный начальник, повернулся, и Вадим узнал в нём своего заклятого врага, Святогора.

— Вот виновник всего. Всего и твоей гибели, раздался прямо над его ухом шёпот Мала.

— Так никуда же не уйдёт он от меня! — громко воскликнул обезумевший юноша и, вырвавшись из рук кудесника, кинулся вперёд, на своего воображаемого врага.

Дым разом охватил его. У юноши подкосились моги, и он без чувств рухнул на пол лачуги.

Очнулся Вадим уже на свежем воздухе. Утро совсем уже наступило. Солнце ярко сияло на небе, кидая с небесной выси свои золотые лучи на лесную прогалину. Лёгкий, отрадный ветерок с приятным шелестом пробегал по деревьям, разнося повсюду утреннюю прохладу.

Юноша с усилием поднял голову — она была тяжела и нестерпимо болела, как после сильного угара, в висках шумело, в глазах ходили зелёные круги, неё тело было как будто свинцом налито...

— Что со мной? Где я? — прошептал Вадим и огляделся вокруг.

Невдалеке от него стоял, опершись о клюку, кудесник Мал.

— О! — простонал старейшинский сын. — Зачем, зачем ты, кудесник, показал мне всё это? К чему лишние муки, лишние страдания?..

— Ты сам пожелал, сам и вини себя, — покачав толовой, ответил Мал, — я не мог ничего изменить.

— Неужели же я кончу так, как видел это в дыму?

— Такова воля богов!

— Нет, нет, не хочу... Я не за тем к тебе пришёл, чтобы смущать себя разными твоими колдовствами. Слышишь? Не за тем. Ты должен был заговорить мне нож на моего врага! Исполнил ли ты это?

— Увы, нет.

— Как, старик! — вскричал в неистовстве Вадим. — Презренный обманщик. Как ты смел ослушаться меня?

— Я повинуюсь только высшей силе, человеческая же для меня ничто, — совершенно спокойно сказал Мал. — Ты мне приказывать не можешь!..

— Так я заставлю тебя, иначе ты не доживёшь до того времени, когда тень этой сосны прямо падёт на землю...

— Попробуй!

Вадим, забыв себя от бешенства, кинулся было на старика, но вдруг точно какая-то неведомая сила оттолкнула его назад. Мал стоял спокойный и недвижимый, только взгляд его живых проницательных глаз был устремлён на старейшинского сына. В этом взгляде было что-то, что заставило Вадима опомниться и в бессилии опустить руки...

Так прошло какое-то время.

— Что же ты, гордый старейшинский сын, не заставляешь старого Мала выполнять твои приказания? — заговорил наконец кудесник. — Чего ты испугался? Начинай. Видишь, здесь никого нет, кроме нас двоих. Ты можешь быть уверен, что за смерть старого Мала отомстить будет некому.

— Прости! — чуть не с рыданиями вымолвил Вадим.

— Теперь ты чувствуешь, что не всё в воле человека и не везде поможет сила. Знай же, есть и нечто другое, более могущественное, чем сила богатырей. Это — таинственная сила. Не многие владеют ею, и я в числе этих немногих.

— Отец, отец, молю тебя, исполни, что прошу, — упал Вадим на колени перед Малом. — Заговори мне нож, я увидел своё будущее и уверен, что если я уничтожу врага, то не погибну так, как видел это там.

Мал покачал головой.

— Я уже сказал тебе, юноша, что есть иная, таинственная сила, против которой не человеку бороться. Избранники её всегда останутся целы и невредимы... Ничего не может повредить им. Твой враг принадлежит к их числу. Напрасно я пытался исполнить твою просьбу — нет, мои чары бессильны. Я не могу заговорить твой нож на Святогора, его бережёт сама судьба!

— Так нет же! — вскочил на ноги Вадим. — Я и без заговоров сумею обойтись! Напрасно я послушался лживых советов и обратился к тебе, жалкий старик, ничему из твоих волхвований не верю я! Слышишь? Не верю! И ты, может быть, скоро услышишь, что твой избранник судьбы будет лежать бездыханным у моих ног.

Он быстро вскочил на отдохнувшего коня и, кинув уязвлённый взгляд на Мала, стрелой умчался с лесной прогалины.

Старый кудесник, глядя ему вслед, только качал головой...

ихой конь быстро вынес Вадима из чащи и, почуяв, что всадник бросил повод, помчался вперёд по едва заметной тропинке.

Вадим совсем не замечал, куда несёт его конь. В сердце его кипела злоба, мучили отчаяние, ужас.

Предсказания старого кудесника Мала казались ему невероятными, несбыточными. Ему в первую минуту пришла мысль, что всё это ужасный, тяжёлый сон, но и эта мысль нисколько не успокоила юношу: совсем независимо от самого себя, от своего сознания, Вадим в глубине души всё-таки верил этому сну...

А лихой конь мчался во весь опор.

Среди деревьев показался просвет. Ещё несколько мгновений, и чаща осталась позади. Тут только Вадим пришёл в себя.

Юноша огляделся вокруг. Позади шумел и покачивал своими зелёными макушками дремучий лес, а впереди, совсем близко расстилалась гладь великого озера славянского — Ильменя.

Почувствовав свободу, конь понёс старейшинского сына в сторону, совсем противоположную той, с которой въехал в лес Вадим, отыскивая накануне логовище болгарского кудесника.

Ильмень был довольно спокоен. Изредка всплёскивались на его всё-таки покрытой рябью поверхности зелёные гребешки, но он показался Вадиму таким необъятно великим, что юноша невольно пришёл в отчаяние.

Действительно, положение его стало тяжёлым. Нечего было и думать вернуться обратно в лес, потеряна была тропа, да и сторона эта была совсем незнакома старейшинскому сыну.

Он рисковал бы заблудиться, если бы решил отыскивать дорогу обратно через лес. Ехать вдоль озера со стороны Новгорода было неудобно — мешали деревья, подступавшие к самой воде. Оставалось одно: объезжать Ильмень с противоположной стороны, то есть воспользоваться путём долгим, но достаточно лёгким.

А между тем Вадим чувствовал, что силы его были на исходе. Голова страшно кружилась, в висках стучало, он едва держался на ногах.