Браззавиль-бич - Уильям Бойд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз рассмеялся он.
— Да, тут ты, возможно, и права.
— Вот видишь. Значит, оно приносит мне удачу.
Я снова откинулась на подстилку. Волейболисты о чем-то шумно спорили.
— Хочешь пойти вечером в ливанский ресторан? — спросил он. — Я сегодня вернусь не поздно. — Он сел на подстилке. — А сейчас мне пора.
— Куда?
— Я сегодня лечу.
— На задание?
— Нет. Я должен проверить электрическую часть. Знаешь: два дня назад я полетел в разведку, нажал на кнопку «Фотосъемка», и у меня отвалились топливные баки.
Усман был летчиком федеральных ВВС. Наемным пилотом, если выразиться обтекаемо. Все здешние МиГ-15 пилотировали иностранцы, которым платило правительство. Кроме Усмана, сейчас тут было двое пилотов из Британии, три родезийца, американец, два пакистанца и один человек из ЮАР. Количество этих людей менялось. Все они были контрактниками и теоретически считались инструкторами. Форму им выдали, но ее носить не обязывали. От них не требовалось дисциплины. Текучесть кадров была большая: люди чувствовали, что с них хватит, или погибали от несчастных случаев. За тот год, который Усман провел здесь, только один человек погиб, выполняя боевое задание. Четверо других стали жертвами авиакатастроф, причиной которых были неисправности механической части или навигационных приборов. «Мой технический персонал, — флегматично говорил Усман, — это и есть главная опасность».
Я познакомилась с Усманом во время первой своей поездки за провиантом для Гроссо Арборе. Я приехала в отель раньше, чем рассчитывала, мне было жарко, хотелось пить, и я пошла в бар за пивом. Помещение бара, длинное и узкое, было отделано искусственной кожей. Столы и стулья — модного скандинавского типа, округлых неправильных форм, стулья напоминали бобы на искривленных железных ножках. Поверхность столешниц, похожих на распиленные пополам булыжники для мостовой, была инкрустирована осколками разноцветного стекла. В баре было сумрачно и — из-за искусственной кожи на стенах — жарко. Два прикрепленных к потолку вентилятора всегда работали на полную мощность. Их шумящие, неразличимые из-за быстрого вращения лопасти создавали сильный воздушный поток, от которого разлетались волосы. Прежде я никогда не видела таких баров, его необычная атмосфера мне понравилась.
Когда я впервые в него вошла, там никого не было. Потом я разглядела в дальнем его конце человека, который стоял на коленях и, по-видимому, что-то искал на полу. Услышав мои шаги, он поднял голову. На нем были брюки цвета хаки и пестрая гавайская рубашка, глядя на которую, я почему-то подумала, что он — бармен.
— Добрый день, — сказал он. — Я пытаюсь поймать лягушку.
Я подождала, пока он ее поймает. Он подошел и показал ее мне: маленькая, яркая, ядовито-зеленая древесная лягушка, горло у которой неистово пульсировало.
— Я возьму пива, — сказала я. — Как только вы освободитесь. — Он выпустил лягушку в прикрытое жалюзи окно за стойкой бара, подошел к ней и налил мне стакан.
— Сколько? — спросила я.
— Администрация угощает.
Потом он втянул меня в разговор в проверенной временем манере, задавая традиционные вопросы бармена посетительнице: «Откуда вы?», «Надолго ли вы приехали?» Очень скоро я начала подозревать, что это кто-то из менеджеров, для бармена в отеле «Аэропорт» он был слишком умен и напорист. Когда он пригласил меня с ним поужинать, я поняла, что он меня разыгрывал.
— Вы поверили, что я бармен, — сказал он. — Сознайтесь. Я вас надул. — Он был явно доволен своей уловкой.
— Ни на секунду, — тут я начала импровизировать. — Я все поняла, как только вы открыли бутылку, — и я указала на согнутую пробку на стойке. — Ни один бармен в Африке ее здесь не оставит. Он сунет ее в карман.
— Вот как, — вид у него стал разочарованный. — Вы в этом уверены?
— Проверьте сами, когда в следующий раз окажетесь в баре.
Он погрозил мне пальцем. «Все-то вы сочиняете».
Я стояла на своем, и я согласилась пойти с ним в ресторан. Он меня заинтересовал. Он сказал мне, что его зовут Усман Шукри, объяснил, как пишется его имя и чем он занимается. После ужина — во время которого я была представлена двум служившим с ним вместе летчикам, причем кожей ощутила, что их нескромные догадки роем вьются вокруг меня, — Усман проводил меня через заросли к моему номеру.
Мы остановились на перекрестке двух тропинок.
— Вот мое шале, — и он указал на бунгало пальцем. — Я подумал, может быть, вы согласитесь провести там со мной ночь.
— Благодарю вас, но — нет.
— Это для вашего же блага.
— В самом деле? — Он вдруг стал нравиться мне куда меньше. — Я так не думаю.
— Нет, честно. — Взгляд у него был искренний. — Если этим парням, с которыми вы сегодня познакомились, придет в голову, что мы с вами не спали вместе, они будут виться вокруг вас, как… мухи. И зудеть, зудеть. И атаковать на бреющем.
— И все-таки я рискну. — Я протянула ему руку. — Спасибо за ужин.
— Ну что ж, я вас предупредил. — Он пожал плечами.
Но через шесть недель, когда я снова приехала за покупками и он опять пригласил меня в свое «шале», я приняла это предложение.
Усман въехал на территорию аэропорта и показал пропуск скучающему охраннику. Шлагбаум поднялся, мы двинулись дальше.
— Хочешь посмотреть на мой самолет? — спросил он.
Мы остановились у большого ангара, вышли и направились в сторону шести МиГов. Здесь, на голом бетоне, жара по-настоящему физически давила. Над взлетной полосой дрожал воздух: казалось, солнечные лучи отражаются от нее, чтобы еще сильнее выжечь и искорежить кустарники и пальмы сабаль, окаймлявшие летное поле.
Несколько МиГов были серебристыми и до рези в глазах блестели на солнце, другие были выкрашены в тусклый оливково-коричневый цвет. Под некоторыми работали механики. Сбоку я увидела ряд маленьких тележек с парой каплеобразных емкостей на каждой. Усман провел меня мимо первых двух самолетов, остановился у третьего. Он по-арабски обратился к механику, который что-то делал с шасси. На Усмане была голубая рубашка поверх пляжных шортов. На ногах — резиновые шлепанцы. Я была в шортах и в тенниске. У меня было нелепое чувство, что мы собрались на пикник готовить барбекю и разглядываем новую спортивную машину приятеля у въезда в наш загородный дом.
Я посмотрела на Усмана, на его МиГ. На мой взгляд, самолет был уродлив. Он нависал низко над землей, как бы подавшись назад, словно присев на корточки. В носовой части виднелась большая черная дыра — отверстие для подачи воздуха к мотору. По обе стороны от него в двух симметричных эллиптических выемках располагались два коротких пушечных ствола. Мы обошли вокруг МиГа. Крылья у него были оттянуты назад, на их носках, в местах, где краска слезла от пыли и трения, алюминий тускло поблескивал. На закрылках виднелись темные потеки масла и грязи, шины на колесах, на мой взгляд, следовало подкачать. Я дотронулась до тонкого металлического бока самолета. Он был горячим.