Пирамида - Юрий Сергеевич Аракчеев

И телефоны. Созвонишься с адвокатом, с корреспондентами, которые были на процессах. Потом поедешь в Туркмению. Я рад, что ты согласился.

Так началось мое знакомство с делом Клименкина, предопределившее целый период моей жизни, приведшее к написанию повести, которая составила первую часть сего труда – «Высшую меру». Разумеется, я еще не предполагал тогда, какова будет ее судьба, но было обещано Румером, что «Литературная газета» скорее всего будет печатать повесть с продолжениями, как она не раз печатала уже материалы известнейших наших очеркистов.

И первый же герой будущей повести – адвокат Беднорц – мне очень понравился. Видный, красивый, он был похож, пожалуй, на киноактера, играющего положительные роли. Но понравился он мне не только своей внешностью. Всего часа за два он сжато и толково пересказал всю длиннейшую историю, от начала и до конца.

Да, встреча с первым же героем дела Клименкина подтвердила, что в плане «человеческого интереса» Румер был прав. Разговор с Беднорцем напомнил книгу, которая еще в юности сильно подействовала на меня. Эта книга – «Речи знаменитых французских адвокатов» – убедительно доказывала, что в жизни царствует, увы, не столько логика, сколько эмоции, а в суде это проявляется с особой наглядностью… «Речи известных русских адвокатов» я тогда еще не читал, но слышал, конечно, о знаменитом выступлении Ф. Н. Плевако, когда он речью, которая длилась меньше минуты, добился оправдательного приговора священнику, убившему свою жену.

Версия

Из того, что рассказал Беднорц, следовало: полной ясности в деле нет, и даже его собственная версия остается лишь версией, гипотезой, потому что доказать ее теперь с абсолютной достоверностью невозможно. Времени прошло слишком много, убедительных доказательств скорее всего не собрать, и если что действительно существует, так это факт нападения на старую женщину и нанесения ей нескольких смертельных ножевых ран.

Что есть истина? Как часто истина кажется абсолютно ясной и недвусмысленной в том именно случае, когда мы внимательно выслушиваем только одну из соперничающих сторон. Как легко судить, если, не мудрствуя лукаво, не вдаваясь в подробности и детали, мы целиком и полностью отдаемся быстро сложившемуся первому впечатлению и отметаем небрежно все, что не отвечает ему, что так или иначе ему противоречит и портит ясную, четкую картину.

А между тем как неоднозначно все в жизни, как по-разному можно трактовать один и тот же поступок одного и того же человека, как ускользающа и неопределенна истина, как меняемся сами мы – не только в разные длительные периоды нашей жизни, но даже в течение одного лишь дня! Мимолетное желание, чье-то вскользь сказанное слово, услышанная сентенция, статья в газете, книга – да мало ли что влияет на наши суждения!

Легко судить со своей, четкой и определенной позиции, но сама наша позиция так ли всегда справедлива? А мерки, которыми мы мерим себя, разве точно так же подходят и к другому человеку? Ведь он во всем другой – в образе жизни, жизненном опыте, желаниях своих и страстях, – так разумно ли о поступке, который он совершил, судить с одной точки зрения? По-другому поступили бы мы, оказавшись на его месте не только в этот момент – момент поступка, но и ранее, в течение всей его предшествующей жизни?

«Не судите» – сказано. Но ведь не судить, живя в обществе, мы не можем, так или иначе мы всегда судим – сознательно или бессознательно, – ибо одно в человеке нравится нам, другое не нравится, а это уже и есть суд, потому что и поступки наши определяются этим вот самым «нравится» или «не нравится». Не судить – значит не иметь своего мнения.

Может быть, «не суди» означает на самом деле «не казни»? Суди – но суди осторожно, старайся понять и ту, и другую сторону, учитывай мотивы и обстоятельства, то есть попробуй поставить себя на место каждого… И – «не казни». То есть не выноси окончательного приговора. Ты не бог. Да и можешь ли ты знать действительно все обстоятельства? «Относись к ближнему своему так, как хочешь, чтобы относились к тебе» – вот это действительно Заповедь! А казнить ты имеешь право только себя…

Так думал я, но понимал, что все же в каждом конкретном случае мы обязаны поступать. Так или иначе. Или не поступать – что тоже действие, потому что все в мире взаимосвязано, и бездействие может быть столь же деятельно, как и действие. А значит, нам приходится постоянно судить. Что мы и делаем. И все же я сразу выбрал версию Беднорца и Румера. Потому, пожалуй, что в их позиции не почувствовал безапелляционности. Наоборот. Они вполне допускали возможность других версий. Не Клименкина они защищали – и Беднорцу, и Румеру сам Клименкин лично был даже не очень-то симпатичен. Они защищали справедливость. Именно факт произвола над Клименкиным, матерью, невестой Светланой и другими свидетелями вызывал их наибольший гнев. А где произвол – там неправда. Они защищали правду.

– Кого вы считаете самым отрицательным героем этой истории? – спросил я Беднорца.

– Следователя Бойченко, – не задумываясь, ответил он. – Если бы не его фабрикации, дело давно было бы прекращено.

– Вы уверены, что он знал, что делал?

– Абсолютно уверен. Он способный человек, это видно по всему, и если бы он только хотел, то мог бы, пожалуй, найти истинных преступников – было еще время. Подумайте сами: он на Каспарова завел уголовное дело! Мать – несчастную мать Клименкина – вызвал из Новосибирской области как соучастницу! Ей даже дорожных расходов не оплатили. Это злой человек, а то, что он способный, только усугубляет зло, которое он приносит. Безнравственный профессионал, вот кто он.

– А прокурор Виктор Петрович?

– Он просто-напросто недалекий. Он и сейчас уверен, что Клименкин убил. Встретитесь с ними – сами во всем убедитесь… В силу обстоятельств нужно было считать, что Клименкин убийца, он и посчитал. Недолго думая.

– Ну а судья Милосердова? Следователь следователем, но приговор-то выносила она.

– Это сложнее. Я ее так и не понял. Может быть, ей Бойченко мозги заморочил, а может, и приказ свыше был… Весьма существенной, конечно же, была и роль Джапарова, самого первого судьи. Он ведь в тот же день провел еще процесс и на нем к смертной казни приговорил уже двоих. И, насколько я знаю, оба тоже были потом признаны невиновными.

– Кто же самый положительный?

– Каспаров, конечно. Если бы не он, так и расстреляли бы парня. Еще Касиев. Алланазаров тоже. Ну и Чары Аллаков, конечно. Не забудьте, что он молодой и туркмен. Ему было нелегко выступать против