Доспехи из чешуи дракона - Денис Юрин

Только боязнь того, что его спутник умрет от заражения крови, заставила Шака нарушить правило. Он удержался от этого поступка в трактире, но там на кону стояла лишь собственная жизнь, сейчас же, наоборот, его бренная плоть была вне опасности, а вот юный лекарь мог в любой миг отправиться в мир иной.

Всего одно легкое движение пальцами – и влажный хворост вспыхнул, как высохшая трава в жаркий летний день. Шак искренне пожалел, что испортил подкладку камзола, но прошлого не вернуть, разорванная в клочья ткань уже догорала между трещавшими сучьями.

Оставив на потом неприятный разговор с совестью, стоило ли нарушать правило и как поступать впредь, бродяга подсел ближе к мучившемуся в бреду парню и осторожно стащил с него рубаху. Порезы на груди и руках выглядели не очень страшно. С момента ранения прошло около семи часов, мышечная ткань уже начала срастаться, а по краям ран не было ни опухолей, ни нагноений. Голова лекаря тоже сильно не пострадала, скользящий удар острым предметом, скорее всего, ножом, лишь разрезал кожу, но не причинил вреда крепкой кости черепа. При таких ранениях всегда много крови, но они не опасны. Кожа на голове быстро срастется, а уродливый шрам скроется под копной волос, правда, не в случае с Семиуном, ведь его голова с рождения была гладка, как колено.

«Придется срочно разжиться деньжатами и разориться на парик. Такой шрам сильно приметен, это все равно что написать свое имя на лбу, – огорчился шарлатан, прекрасно понимая, что врагам, которыми они, вполне возможно, в ближайшее время обзаведутся, будет легко проследить их перемещение от деревни к деревне. – Вот незадача! Мало того, что в брюхе опять урчит, а я почти голый по дороге шастаю, так еще и эта беда! Парик стоит дорого, да и где найти мастера? Умельцы прикреплять мертвые волосы к черепушке водятся лишь в городах, да и то не во всех, а в крупных…Ладно, придумаю что-нибудь, бывало и хуже!»

Осмотрев голову и верхнюю часть торса парнишки, бродяга немного повернул бесчувственное тело и не удержался от крепкого выражения, когда его глазам предстал чудовищно опухший и посиневший бок. Брань была направлена в адрес двух человек: того мерзавца, который использовал в драке не только грязную, но и, видимо, ржавую вилку, и себя самого, недоглядевшего, схалтурившего при первом осмотре. Именно это ранение и было причиной плачевного состояния паренька. Шак слишком торопился, желая как можно быстрее удалиться от проклятой корчмы, и не заметил, что большая часть одного из зубцов обломилась и осталась в ране. Теперь ткань вокруг рваного отверстия гнила. Плоть плохо относится к тесному соседству с инородным предметом и, не в силах избавиться от него, начинает отмирать. Пока смертельно опасный процесс гниения хоть и зашел далеко, но его все еще можно было остановить. Если же промедлить с вмешательством, то до утра пареньку не дожить!

Чтобы очистить рану и удалить обломок, нужны были огонь и нож. Первое имелось в наличии, а вот второй предмет отсутствовал. Отступление с поля боя было столь поспешным, что Шак не только позабыл стянуть с кого-нибудь штаны, но и оставил потерпевшим от рыцарского произвола свои собственные пожитки: посох, котомку с амулетами и лекарский сундук Семиуна, на дне которого наверняка завалялся маленький нож или даже настоящий лекарский скальпель. Такая уж мерзавка жизнь: позволяя спастись сейчас, она непременно приготовит подлянку на завтра.

Ножа под рукой не было, на обочине дороги, конечно, валялось много бесхозных предметов, и среди них обязательно нашлось бы что-нибудь остренькое, но находка вряд ли оказалась бы в пригодном состоянии. Вскрывать и чистить рану грязным инструментом – только усугублять и без того плачевное состояние паренька.

Будь на месте бродячего шарлатана любой городской лекарь с регалиями и почетными лентами, он бы однозначно поставил на пациенте жирный крест, записав его в потенциальные мертвецы, а затем с чувством выполненного долга отправился бы спать. Однако Шак был не из числа ученых зануд и не собирался так просто отдавать старушке с косой жизнь юного компаньона, к которому уже начал понемножку привыкать.

В надежде, что все-таки сможет что-нибудь придумать, Шак оставил в покое посиневший бок и осторожно, чтобы лишний раз не потревожить израненное тело, снял с паренька штаны. Как он и определил с первого взгляда еще там, в трактире, нога была сломана, но наспех сделанный из досок забора лубок крепко зафиксировал поврежденный участок. Кроме этого перелома, серьезных повреждений не было, лишь ссадины да ушибы. Осмотр нижних конечностей прошел быстро, и уже через минуту штаны пациента вернулись на прежнее место.

За время краткой отсрочки придумать сносное решение так и не удалось, отсутствие ножа по-прежнему оставалось проблемой, грозившей большой бедой. Шак мог вытащить кусок железки руками, мог обработать рану огнем вместо специального лекарского раствора, мог изготовить почти стерильную повязку из относительно чистой рубахи Семиуна, смоченной собственной мочой, но удалить подвергшиеся гниению фрагменты плоти голыми руками, увы, не мог. Мелочь, проклятая мелочь подписала смертный приговор восемнадцатилетнему пареньку, юноше, которому бы жить да жить.

Внезапно в пугающую мелодию ночного леса вторгся какой-то посторонний звук, едва уловимый и поэтому не узнанный сразу, но очень-очень знакомый, который Шак обычно слышал по нескольку раз на дню. Бродяга вскочил на ноги и завертел головой, прислушиваясь то к вою зверья из чащи леса, то к завыванию ветра с пустынной дороги. Вскоре звук повторился. Шак узнал его, и перепачканное кровью и гарью лицо растянулось в широкой улыбке. Это был скрип разболтавшегося колеса или треснувшей рессоры, доживающей последнюю пару миль, а вслед за ним послышался свист кнута и недовольное конское ржание.

«Спасен, повезло ж тебе, парень!» – подумал Шак и, позабыв об осторожности, выбежал на дорогу. Это могли быть разбойники, крестьяне из того самого трактира, где он «повеселился», или просто почитатели строгих нравов, не любящие общаться с незнакомцами без штанов. Шак рисковал, но в эту минуту он не думал, что встреча на ночной дороге может стать началом целой цепочки новых злоключений. Его мысли были совсем об ином.

Из-за поворота дороги медленно выехал крытый фургон. Престарелой лошадке было явно не под силу в одиночку тащить перегруженную повозку. Она то и дело вставала, и тогда жестокий возница, судя по одежде, монах, нещадно хлестал ее по спине кнутом, но не ругался, что вызвало подозрение и отпечаталось в голове Шака. Задние колеса ходили ходуном и могли в любой миг отвалиться. Монах знал об этом, но все равно продолжал путь. Видимо, ехать ему недалеко и дотянуть оставалось совсем немного.

– Постой, добрый человек! – крикнул путнику Шак, широко раскинув в стороны руки и медленно идя навстречу повозке.

Этим жестом бродяга не только вынудил возницу остановиться, преградив телеге путь, но и на всякий случай продемонстрировал, что в руках у него нет ни дубины, ни лука, излюбленного оружия лесных разбойников. Монах был необычайно удивлен, увидев на дороге полуголого оборванца, но не испугался. Он откинул волосатой рукой капюшон и посмотрел на Шака насупленно…исподлобья. Скуластое лицо возницы напряглось, а ноздри приплюснутого носа расширились, как будто говоря, что их хозяин не рад неожиданной встрече и не берет попутчиков.