Каменная подстилка - Маргарет Этвуд

Не всему причина – изнасилование, думает Тин. Лично его никто из болванов не насиловал, но его отношения с мужчинами столь же беспорядочны, как у сестры, а может, и еще того хуже. Джорри однажды сказала, что беда – в его подходе к любви: он ее слишком концептуализирует. Он ответил, что это Джорри концептуализирует недостаточно. То было давно, когда они еще обсуждали любовь.

– Нам бы положить твоих и моих любовников в блендер, хорошенько измельчить и перемешать, – сказала однажды Джорри. – Прийти к среднему.

Тин ответил, что ее формулировки чрезвычайно брутальны.

Дело в том, думает сейчас Тин, что они никогда не любили никого, кроме друг друга. Во всяком случае, никого другого не любили безусловной любовью. Все прочие их любови включали в себя множество условий.

– Гляди-ка, кто откинул копыта! – восклицает Джорри. – Апофеоз Большого Члена!

– Это подходит к куче народа, – говорит Тин. – А я полагаю, ты имеешь в виду определенного человека. Я вижу, у тебя подергиваются уши, значит – кто-то важный в твоей жизни.

– Угадай с трех раз. Подсказка: он часто бывал в «Речном пароходе» в то лето, когда я вела их бухгалтерию бесплатно.

– Ты хотела хороводиться с богемой, – говорит Тин. – Что-то смутно припоминаю. Так кто это? Слепой Сонни Терри?

– Не говори глупостей, он уже тогда был дряхлым старцем.

– Тогда сдаюсь. Я туда почти не ходил, там слишком сильно воняло. Эти фолк-певцы принципиально не мылись – как будто у них фишка была в этом.

– Неправда, – возражает Джорри. – Во всяком случае, не все. Я точно знаю. Сдаваться – нечестно!

– А кто говорит, что я честный? Не ты, во всяком случае.

– Ты обязан читать мои мысли.

– О, вызов моим способностям! Ну хорошо, это Гэвин Патнем. Самозваный поэт, в которого ты втюрилась.

– Ты знал!

Тин вздыхает:

– Он был чудовищно неоригинален – и он сам, и его стихи. Сентиментальный мусор. Омерзительно похабный при этом.

– Ранние стихи были очень хороши, – защищается Джорри. – Сонеты. Которые не были сонетами. К смуглой леди.

Непростительная оплошность. Как он мог забыть, что часть ранних стихов Гэвин Патнем посвятил Джорри? Во всяком случае, по ее словам. Она была в полном восторге. «Я муза!» – объявила она, когда сонеты к смуглой леди были опубликованы – если это вообще можно счесть за публикацию – в журнале из нескольких скрепленных степлером мимеографических страниц, который поэты верстали сами и продавали друг другу за доллар. Он назывался «Грязь» – они очень старались бросить вызов общественному вкусу.

Джорри так радовалась тем стихам, что Тим был тронут. В ту пору они виделись редко. Джорри вела гиперактивную (и это еще мягко сказано) светскую жизнь – несомненно, благодаря легкости, с которой прыгала в чужие постели. А Тин жил в двух комнатушках над мужской парикмахерской на улице Дандас и втихомолку переживал кризис половой идентичности, не прекращая работу над диссертацией.

Диссертация была солидным трудом, но, прямо скажем, не таила гениальных открытий – очередной анализ эпиграмм Марциала, тех, что почище и поприличней. На самом деле Тина привлекли взгляды Марциала на секс – он гораздо проще относился к этому занятию, чем современники Тина. Никаких романтических обиняков, никакой идеализации Женщины как существа, имеющего высшее духовное призвание; услышь Марциал о таком, он бы животики надорвал от смеха! И никаких табу, все делали всё со всеми: с рабами, юнцами, девицами, шлюхами, противоположным полом, своим полом, с женами, с молодыми, зрелыми, стариками, красивыми, дурными собой, страшными уродами, порнография, скатология, спереди, сзади, рот, рука, член. Секс был частью жизни, как еда, и потому следовало наслаждаться им, когда он хорош, и высмеивать, если он оставляет желать лучшего; это было развлечение, все равно что театр, и его можно было оценивать, как театральную постановку. Целомудрие не было главной добродетелью, к которой следовало стремиться – все равно, мужчинам или женщинам, – но определенные формы дружбы, щедрости, нежности получали высший балл. Современники звали Марциала солнечным, необычайно добродушным человеком, и его ядовитые остроты ничуть не противоречили этому образу. Он утверждал, что бичует не людей, а типы; впрочем, в этом Тин сомневался.

Однако в диссертации не принято писать о том, почему тебя привлекает именно эта тема; Тин знал, что в научном мире подобные вещи годятся лишь для светской болтовни. Для диссертации требовалась более четкая формулировка. Главный тезис Тина заключался в том, что трудно быть сатириком в эпоху, когда моральные стандарты чрезвычайно низки – что как раз и было характерно для эпохи Марциала: он переехал в Рим, когда у власти был Нерон. Кто такой Марциал на самом деле – истинный сатирик или просто грязный сплетник, как утверждали некоторые комментаторы? Тин намеревался защищать своего героя: в диссертации он заявит, что творчество Марциала нельзя свести к траханью мальчиков, рассуждениям о членах и шуткам про шлюх и про то, как кто-то пернул. Хотя, конечно, Тин не собирается использовать в своей работе подобный грубый и просторечный лексикон. И все эпиграммы, нужные для работы, он переведет заново сам, стараясь как можно лучше передать виртуозные формулировки Марциала. Хотя самые непристойные из эпиграмм он благоразумно решил опустить, их время еще не пришло.

Вот такого стиля он решил придерживаться в своих переводах – современного, хлесткого, естественно звучащего. Бывало, он по целой неделе бился над одной-двумя строчками. Но те времена давно прошли, ибо всем, по большому счету, наплевать.

Тину дали грант, хотя и небольшой, на написание диссертации. Джорри заявила, что изучение античных языков скоро вымрет как класс, и чем он тогда намерен зарабатывать себе на жизнь? Ему следовало заняться дизайном – в этой отрасли сейчас платят убийственные деньги. Но Тин сказал, что получать убийственные деньги не хочет, так как для этого, несомненно, надо будет кого-нибудь убить, а он лишен наклонностей убийцы.

– Деньги говорят сами за себя, – сказала Джорри, которая, несмотря на свои богемные склонности, желала иметь кучу денег. Она не собиралась корпеть в каком-нибудь пыльном офисе, где из нее будут выжимать все соки и притом недоплачивать. Она не желала стать легкой добычей болванов и бандитов – как это случилось с матерью. Джорри грезила о шикарных автомобилях, отпуске на Карибах, гардеробной, полной сшитых на заказ нарядов. Она еще не сформулировала это видение словами, но Тин уже чувствовал, к чему идет дело.

– Да, – сказал он. – Говорить-то они говорят, но у них очень ограниченный словарный запас.