Орион и завоеватель - Бен Бова

Я ударил между глаз человека, который вцепился в мою левую руку. Он еще не упал, когда локтем правой я свалил второго. Моя левая рука освободилась, а незнакомец со шрамом на лице все еще пытался удержаться на ногах. Я ударил его прямо в челюсть. Он рухнул, и кровь хлынула у него изо рта. Затем я прыгнул, разрывая кольцо вооруженных мужчин, которые обступили Александра.

Схватка закончилась столь же быстро, как и началась. Злоумышленники бросились врассыпную, растаяв в толпе. Словом, когда явился местный блюститель порядка, державшийся неприветливо и официально, все было кончено. Гефестион получил ранение в руку, мне порезали бок, но я усилием воли стянул рану, и кровь уже запеклась.

Блюститель порядка захотел узнать наши имена и причину стычки.

– Это все ваши карманники, – бросил я. – Глупые они здесь! Посмотри, едва ли у нас найдется один кошелек на пятерых.

Тот, нахмурясь, посмотрел на меня, затем обратился к молодым.

– Назовите свои имена, – потребовал он. – Я хочу знать, как зовут вас и где вы живете?

– Считай меня Александром, сыном Филиппа, – бросил багровый от ярости Александр. – Если в вашем благородном городе так обращаются с гостями, мой отец проявляет по отношению к нему излишнее терпение.

И отправился прочь, окруженный Соратниками. Я последовал за юношами, оставив блюстителя порядка в полном недоумении.

– Это была преднамеренная попытка убийства. Преднамеренная! – ярился Александр всю дорогу до дома Эсхина. – Они пытались убить меня!

– Но кто послал убийц? – осведомился Гефестион.

Александр оторвал полоску от собственного хитона и заботливо перевязал ею царапину на руке своего друга.

– Демосфен, – отвечал Птолемей. – Кто же еще?

– Ему это невыгодно, – объявил Александр.

Никто из них и не подумал перевязать мою рану. Однако я знал, насколько быстро заживают они на мне, тем более легкие. Рассудок отключил рецепторы боли, и все же я чувствовал, что рана не глубока. Оставалось опасаться инфекции, но организм мой производил антитела в огромном количестве, так что опасности не было.

Мне даже припомнился Золотой бог Атон, с издевкой осмеивавший меня. Он говорил, что сотворил себе воина и обеспечил его всем необходимым для скорейшего излечения ран.

– Почему ты считаешь, что ему это невыгодно? – спросил Гарпал.

– Демосфену невыгодно убивать меня здесь и сейчас, – отвечал Александр более спокойным тоном.

– Пока ты в Афинах? – поинтересовался Гарпал.

– Пока Демосфен не кончил свою речь, – пошутил Птолемей.

Неарх молчал. Критянин неотступно следил за Александром.

– Если бы тебя убили в Афинах, – согласился Гефестион, – твой отец стер бы этот город с лица земли.

– Во всяком случае, попытался бы это сделать, – добавил Птолемей.

– Однако убийство вынудило бы Афины начать наконец войну, чего и добивался Демосфен.

– Нет, – покачал головой Александр, – Демосфен хочет, чтобы Афины вели только справедливые войны. Сами слышали, как он твердил, что демократическая власть возвышеннее и благороднее царской.

– О! И ворона умеет петь!

– Ему не нужна война, спровоцированная подлым убийством, совершенным в его собственном городе.

– Тем более во время его собственной речи.

– Да и афиняне могут отказаться участвовать в подобной войне, – настаивал Александр. – Нет, виновен не Демосфен.

– Кто же?

Мы поднимались по мощеной улице к кварталу, где находился дом Эсхина.

Александр взмахнул руками.

– Аристотель учил меня искать логический ответ на каждый вопрос.

– Итак, какой же логический ответ можно дать именно на этот вопрос?

– Кому выгодно это убийство?

– Тому, кто приобретет больше всех после моей смерти.

– И кто же этот человек?

Александр сделал несколько шагов и опустил голову, медленно стискивая кулаки. Я думал, что царевич раздумывает над вопросом, но когда он заговорил, стало понятно, что ответ был известен ему давно.

– Царь, – отвечал он.

– Кто?

– Мой отец!

Все замерли, ошеломленные чудовищностью подобного обвинения.

– Едва ли Филипп действительно мой отец, – проговорил Александр, нисколько не стесняясь, даже голос его не дрогнул. – Я рожден от Геракла или даже самого Зевса.

Молодые люди умолкли; все уже знали, что с царевичем лучше не спорить на эту тему.

– Но я не могу даже представить себе, чтобы царь захотел убить тебя… – В голосе Гефестиона слышался страх.

– Подумай как следует, – негромко отвечал Александр. – Возможен ли лучший повод для нападения на Афины? Ты же сам сказал об этом несколько мгновений назад.

– Да, но…

– И кто же придет на помощь Афинам, когда Филипп явится мстить за убийство сына?

– Никто.

– Совершенно верно.

– Тогда Афины окажутся в полной изоляции.

Пришлось вмешаться:

– А кто тогда унаследует трон, если Филипп падет в бою?

– Какая разница?

– Великая, – сказал я. – Всю свою жизнь Филипп выплавлял из Македонии единую и могучую державу. Неужели царь вдруг забудет про свою цель, убив собственного наследника? Неужели Филипп сознательно повергнет свое царство в водоворот усобиц, которые могут погубить государство после его смерти?

Молодые люди закивали, выражая согласие.

– Разве в моих словах нет логики? – спросил я у Александра.

Царевич в смятении посмотрел на меня.

– Твой отец, – сказал я, – послал меня сюда, чтобы я защищал тебя. Или таким образом он добивался твоей смерти?

Успокоившись, Александр взглянул мне в глаза и ответил:

– Быть может, и ты участвуешь в его замыслах, Орион. Мой отец мог приказать, чтобы ты позволил убийцам сделать свое дело.

В его золотых глазах горела холодная ярость; я ощущал, как гнев закипает в моей душе, но, сдержав свои чувства, ответил:

– Я предупредил тебя, Александр. И заработал удар ножом.

– Царапину, если судить по твоему виду.

– Царь велел мне защищать тебя, – сказал я. – Не он враг тебе.

Александр отвернулся, шагая вверх по улице.

– Быть может, ты и прав, Орион, – сказал он настолько негромко, что я едва расслышал его. – Я еще надеюсь на это.