Знакомьтесь: ваша будущая жена-злодейка - Ксения Власова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лучше бы я этого, конечно, не делала. Где я, а где рукоделие!
— Вероника, осторожнее! Надень наперсток, ты же все пальцы себе исколешь!
— Ничего страшно, — отмахнулась я, но протянутый наперсток все-таки послушно взяла. — Кстати, тетушка, а почему вы все время выбираете такие темные цвета для своих платьев?
«Молодец, — с сарказмом похвалил Саймон. — Сразу видно, что дипломатия — твое все!»
Я пожалела, что секундой ранее не прикусила себе язык. Действительно, стоило начать с разговоров о погоде.
Тетушка замерла, явно не готовая к подобной прямолинейности. На ее бледном, будто выцветшем с годами лице проступил легкий румянец.
— Дорогая, ты же знаешь, я не люблю выделяться, — спокойно проговорила она и вдруг с силой воткнула иголку в ткань, натянутую на пяльцы. — К тому же, наряды для меня выбирает твоя мать. Я бедна, как церковная мышь.
— Оу! — вырвалось у меня.
Чужая память заволновалась, словно омут, в который бросили камень. На поверхности показались смутные воспоминания Вероники, и из их обрывком мне удалось собрать более-менее цельную картину.
Агата и Патрисия происходили из знатного, но обедневшего рода. Боги не даровали их матери сына, только двух девочек, поэтому после смерти мужа вопрос выживания встал особенно остро. К счастью, Патрисия смогла привлечь внимания отца Вероники — состоятельного и благородного мужчины, пусть даже немного в годах. Именно ее замужество позволило сохранить старинный семейный особняк, где и провела остаток спокойной, счастливой старости их мать — бабушка Вероники. Пару лет назад бабушка ушла из жизни: тихо и незаметно, среди ночи. Ее пышные похороны память Вероники подсунула мне почти молниеносно, словно извиняясь за прежние осечки.
Что ж, теперь понятно, почему тетушка и слова не смеет сказать маменьке. Она полностью зависит от нее. Немолодая незамужняя аристократка без гроша в кармане не может обладать привилегией распоряжаться собственной судьбой.
— Твоя мать очень щедра ко мне, — сказала тетушка, и пальцы, державшие иголку, дрогнули. — Она могла бы забыть обо мне, но вместо этого позволила жить в своем доме. Я никогда не забуду ее заботу.
Голос тетушки внезапно сел, и ей пришлось откашляться. Но даже после паузы продолжения не последовало. Вместо этого тетушка с каким-то остервенением начала быстро-быстро орудовать иголкой, будто шпагой. Казалось, что несчастная вышивка в чем-то провинилась.
«Едва ли дело в этом».
Я вздохнула и хотела было перевести разговор, но в этот миг в голове пронеслось неясное детское воспоминание Вероники. Маменька и тетушку ругаются, а сама Вероника стоит под дверью и подслушивает их спор. Кажется, речь в нем идет о мужчине, но я никак не могу понять, о каком. Как странно…
Я думала об этом весь ужин, во время которого с легким любопытством наблюдала за Вивьен и Гвен, старающихся угодить Рози. Во-первых, они заняли ей место рядом с собой. Во-вторых, извинились за свое поведение с таким пылом, будто сдавали экзамен в театральное училище. Не знай я подоплеку происходящего, решила бы, что они и правда раскаялись. В-третьих, они попытались применить привычную схему и «дружить против кого-то», но с Рози этот фокус не прошел.
Обо всех невестах она отзывалась так хорошо, будто действительно не видела в них конкуренток. Разговор «подружек» после этого плавно сошел на нет.
«К слову об этом. Ты же понимаешь, что только все усложнила?»
К сожалению, да. Но изменить все равно уже ничего не могла.
После ужина Николас снова поступил опрометчиво и предложил Рози прогуляться в саду. Под завистливыми взглядами остальных претенденток на сердце и руку короля сладкая парочка покинула столовую. Вскоре я последовала их примеру, чтобы закрыться с Максом в его кабинете.
Ну а дальше вы уже знаете…
***
Макс первым разорвал наш поцелуй и отстранился, по-прежнему не убирая руки с моей талии. На его лице с жесткими, резкими чертами растерянность быстро уступала место холодной подозрительности. Вот и темные глаза он сощурил так, что сразу стало ясно — ничего хорошего не жди. Кончик его языка коснулся уголка рта и ненадолго замер.
В кабинете будто сразу повеяло холодом. И ветер, ворвавшийся в распахнутое окно, не имел к этому никакого отношения.
«Ну хоть земля перестала трястись, — с нотками облегчения заметил Саймон. — Коленки еще свои уйми, и будет прекрасно. А то так дрожат, что даже под юбкой видно».
Я скрипнула зубами. Легко сказать!
Голова все еще кружилась после недавнего поцелуя. Губы хорошо запомнили его вкус — терпкий, пряный, острый. Макс явно обладал впечатляющим опытом. Целовал он так, что можно было полностью раствориться в ощущениях. В танце языков лидерство было за ним.
Одного я только не понимала. Зачем он вообще ответил на поцелуй?! Рефлекс? Банальная вежливость?
«Ну да, даме же неловко отказать, если она лезет с поцелуями».
Ладони Макса сжались на моей талии. Он медленно потянул меня наверх и осторожно поставил на ноги, после чего спрятал руки за спину и отступил на шаг назад.
— Леди Морган, потрудитесь объяснить, что сейчас произошло.
В его голосе прорезался металл, которого я прежде не замечала. Взгляд, которым меня одарили, заставил судорожно сглотнуть.
Ладно, и как выкрутиться на этот раз?
— А что не так? — огрызнулась я, расправив плечи. — Вы же сами сказали представить, что вы — Николас.
— И?
— И я представила, вжилась в роль! — мрачно отрезала я и решила, что если наглеть, то до конца: — В общем, сами виноваты!
Макс ненадолго растерял все свое хваленое хладнокровие.
— Я?
Ну да, обвинять жертву в неподобающем поведение — такое себе… Родители бы меня убили.
Но мне сейчас не до этических норм. Мне просто очень не хочется на костер. При таком раскладе любые методы хороши.
— Конечно, вы! — с жаром подтвердила я и, наставив на Макса указательный палец, как дуло пистолета, выпалила: — В конце концов, это вы тут первым обниматься полезли!
— Я вас поймал, иначе бы вы растянулись на полу, — педантично поправил меня Макс, к которому вернулось его самообладание. — В этом не было никакого подтекста.
Пришел мой черед изображать удивление.
— Правда? В таком случае стоило конкретнее очерчивать границы. Вы подавали двусмысленные сигналы.