Белые пешки - Екатерина Звонцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нее оставался последний, последний, последний, к кому она совсем не хотела лететь. Она сама ругала других себе подобных за любимчиков, что вообще может быть отвратительнее любимчиков у таких созданий? Но факт оставался фактом: Белая королева завела любимчика среди людей, не фаворита, а именно так – любимчика, и именно поэтому теперь она летела неровно, словно падая в воздушные ямы, вдоль серебристой железнодорожной колеи. Под ней стелились реки. Ползли сияющие гусеницы поездов. Она не хотела, чтобы путь кончался.
Белая королева прилетела и постучала в старый викторианский дом. Белой королеве открыл юноша, но не тот, которого она ждала, не светлоглазый джедай, а черноволосый, остроносый демон с розовым зонтом под мышкой. Он, конечно же, увидел ее взгляд. И, конечно же, улыбнулся так, будто знал все, что она чувствовала.
– Нет, Наташа. Так не будет. Ему ты глаза не завяжешь.
Он схватил Белую королеву за руку, втянул в дом и захлопнул дверь.
* * *
«Привет, Макс».
«Мне так страшно, Макс!»
«Я ненавижу тебя, Макс!»
«Макс!»
«Макс!!!»
Все это витало вокруг и звенело в ушах. Я мотал головой в тщетных попытках это вытряхнуть, будто рой цветных бабочек, а-а-а-а! Игнес-фатуи мерцали лиловым так истерично, будто собирались вовсе разлететься.
– Им плохо. Я чувствую! Я не… не должен тут быть!
Я ничего не отвечал Максу. Я видел: уже давно в обугленном небе нет привычных вспышек душ. Стало холодно, это чувствовалось миллионами мурашек и ломотой костей. Лед сковал даже пламя в Расщелине, далеко внизу. При мне оно ни разу еще не замерзало.
Гонни смотрела вдаль, на Город Мертвецов. Я приблизился и крепко взял ее за руку.
– Ненавижу эту белобрысую дрянь. – Голос дрожал. Она говорила о Наташе, это я понял сразу. Но мне пришлось ответить то, что Гонни вряд ли хотела услышать:
– Белая гвардия делает то, что велит Лорд. Ничего более.
– Руби. – Она дернулась. – Так не должно быть! Даже мой босс, он…
Я и сам знал. В Мироздании все повязаны, а мы еще и эмпаты. Мне очень не нравились эмоции, которые испытывало существо, именуемое десятками самых страшных имен. Он не был в ярости, нет. Зло вообще вопреки стереотипам редко злится. Куда чаще оно подобно льду и, может, поэтому редко ошибается в расчетах. Но босс Гонни… нет, он не был спокоен. Гнев пылал в нем. Даже если его расчеты и оправдались.
– Эй, вы! – закричал Макс. – Отпустите меня, мои друзья в беде!
Он стоял у плоского камня и смотрел на призрачный образ той шахматной доски. Фигуры не до конца выстроились, кого-то не хватало. И все же стоящих на клетках можно было легко узнать. Мы приблизились. Макс перевел умоляющий взгляд с меня на Гонни:
– Слушай. Я не говорил, но ты на девушку мою очень похожа. Светленькая… красивая. Добрая. Отпусти, а? Пожалуйста! Она умереть может! Я не знаю, как, но…
У Гонерильи задрожали губы, и я видел это впервые с нашей встречи. Ну же, детка, уступи. Уступи, ведь слуги Лорда вроде меня не могут такого позволить. С тебя будет спросу меньше. Ну же, Гонни. Ну. Пусть этот идиот хотя бы идет и умирает с ними. Пусть он неопределившийся балбес. Пусть вряд ли просто так не стал пешкой, а оказался здесь. Тем более если Хаос скоро рванет, то разницы уже не будет.
Она упрямо сжала кулаки и мотнула головой, а потом сказала:
– Это ты ее такой сделал. А значит, вряд ли ты смог бы ее спасти.
Партия «Армагеддон»[30]
Дебют
Асфальт был весь в черно-белых клетках, но половину квадратной площадки между вокзальными корпусами все еще скрывала тень. На освещенной части выстроились четырнадцать фигур: пешки, два слона, два коня и две ладьи. Не хватало короля и королевы.
Ближе всех стоял Иван Рыков, ладья на королевском фланге. Руки он прятал в карманах, лицо – за воротом пальто. Упрямо склонил голову, противясь невидимому ветру. Взгляд опустел. Казалось, Рыков никого не узнаёт, не узнаёт себя, вообще не понимает, где оказался. Реальность дрожала. И чем дольше Дэн вглядывался, тем яснее видел кого-то другого – в кителе, еще выше, заросшего всклокоченной бородой. Сверкали лишь глаза – льдистые и тоскливые.
– Где я? – кому задавать вопрос, как не прокурорскому следователю, что бы за этим следователем ни скрывалось, кому, если в памяти осталось одно: как домой вломился незнакомый лохматый тип с розовым зонтом, а за ним – перепуганная Наташа, как эти двое ругались до хрипоты, а потом просто схватили Дэна за руки и… провалились сюда? На задний двор Белорусского вокзала.
Рыков не ответил. Только сейчас Дэн увидел широкие черные цепи поперек его груди. Что-то похожее было и у других: у кого кандалы, у кого колодки.
Дэн перевел взгляд, и в горле мгновенно пересохло: через клетку, на месте слона, замер Учитель. Стоял, скрестив на груди руки, понурившись, продрогнув и борясь со сном. Но точно почувствовав взгляд, он повернулся прямо к Дэну, попытался растереть скованные руки.
– Здравствуйте, – прохрипел тот. – Я вернулся. Я пришел. Я…
В глазах не отразилось ни упрека, ни понимания – они глядели сквозь. Учитель упрямо вскинул подбородок и превратился в другого человека, смуглого, кудрявого, одетого в старинную парчу – великолепно синюю и расшитую зигзагами черненого серебра. Он был очень красив, но на месте глаз зияли провалы. Алые капли бежали по скулам и подбородку, падая на рубашку.
– Что происходит? Зиновий?..
Дэн обернулся. Бармен, каким-то образом оказавшийся рядом, молчал. Он тоже глядел на доску, но без удивления – будто тут собрались пьяные завсегдатаи его бара, чтобы поиграть в какую-то изощренную игру.
– Они же умерли! – Дэн шагнул к нему. – Ты видишь? Что все они…
– Займи свое место, – тихо приказал Зиновий.
На лице, которое казалось сейчас еще
