Secretum - Рита Мональди

Возможно, не случайно Албани решил принять папство под именем Климента XI, ведь Атто хвастался, что тридцать лет назад повлиял на выбор Папой Климента IX.

Аббат Мелани меня не обманул. Он приехал в Рим в связи с конклавом. То, что я считал отговоркой, оказалось правдой. Никто другой не сумел бы так плести интриги по поводу испанского престола и конклава, лавировать между королем Испании и Марией Манчини, преодолевая тысячи препятствий. Этому маленькому худому старичку все было по плечу.

Мария Манчини оказалась права. Все было бессмысленным. Когда я пишу эти строки, Италия уже два года утопает в крови и скоро война распространится повсюду. Астрологи говорят, что сближение Марса и Юпитера в этом месяце пророчит много битв и несчастий.

Прошлой весной Австрия напала с северо-востока и дошла до Милана. В июле французы под предводительством Катина, весьма посредственного военачальника, проиграли битву при Карпи, и им пришлось сдать позиции между Адидже и Минчио. Австрийцы прошли там как по парадному плацу и захватили крепость Мирандолу. Их не сумели задержать даже в Пьемонте, хотя в битве участвовал французский эскадрон маршала Виллероя. Вскоре в Вероне Виллероя взяли в плен. Только благодаря помощи Вандома ситуация изменилась. Он привел с собой восемьдесят тысяч хорошо вооруженных солдат, отбил Модену и спас Мантую и Милан, хотя австрийцы бросили в бой последние силы, истощив свои резервы. Если ему удастся пробиться через Тироль в Баварию, он сможет соединиться с французской армией на Рейне и пойти прямо на Вену, чтобы разбить империю в пух и прах.

Но даже это не положит конец войне. Вскоре на Францию нападут Англия и Нидерланды, которые ждут не дождутся, когда Франция будет разрушена, ведь «король-солнце» их предал. Он подписал с ними договор о разделе огромной территории Испании, но потом сослался на завещание Карла II и забрал все себе, нарушив договоренности. Конфликт, несомненно, вскоре распространится на весь континент.

Героем первых лет войны удивительным образом стал человек с итальянской кровью, принц Эжен де Савуайе, сын герцога де Савуайе и женщины, которую я хорошо знаю по рассказам Атто. – Олимпии Манчини, ужасной сестры Марии.

Принц Эжен стал бы французом, но, когда он был еще совсем мал.

Людовик XIV оскорбил его и заставил покинуть королевство. Он пошел на службу к императору и стал величайшим генералом всех времен. И это в ущерб Франции. Ах, Сильвио, Сильвио…

И снова в лице мадам коннетабль выступает сама судьба: Эжен, ее племянник, – важнейшая фигура в войне, человек, от которого зависит судьба мира. Ее подлая сестра Олимпия наконец-то нашла выражение для своей злобы: ее сын – военный гений, сеющий повсюду страх и отчаяние.

Как всегда бывает в решающие моменты истории, начали сбываться пророчества. Отец Марии Манчини прочитал в гороскопе дочери, что она вызовет волнения, восстания и даже войну. Он прочитал правду. Если бы молодой король Франции женился на ней, а не на испанской инфанте, он никогда не предъявлял бы претензий на трон Карла II и этой войны не было бы.

Два года я мучился мыслями о заговоре, в котором сыграл важную роль. Год назад я наконец-то заставил себя записать все эти события и даже напечатал фронтиспис с украшениями и поставил его в начале этих страниц. Я отошлю аббату Мелани работу, за которую он мне заплатил, и потребую приданое для моих малышек. Одной сейчас двенадцать, другой восемь, и у меня еще есть немного времени, подыскать им хорошего супруга.

Ответит ли аббат мне? Иногда меня захлестывает волна гнева и я чувствую ненависть к этому мастеру интриг и лжи. Но тогда я вспоминаю три жемчужины, которые он хранил в память обо мне семнадцать лет, и говорю себе, что, может быть, мне следует запомнить только этот его жест любви.

Я боюсь, что у меня осталось не так много времени для выдвижения требований. Атто Мелани, советнику «короля-солнце» и аббату Бобека, сейчас уже (было бы?) 76 лет. Оглядываясь вокруг, я вижу, что очень немногие в его возрасте живы, здоровы и находятся в здравом рассудке. Вся прежняя слишком активная жизнь, несомненно, сказалась на его усталом теле. Мне остается только надеяться.

Но еще больше, чем будущее, меня беспокоит настоящее. Мария Манчини была права, говоря своему возлюбленному Людовику, что фальшивое завещание не решит проблемы. Стреляют пушки, и я знаю, что все старания завладеть испанским престолом мирным путем оказались напрасными. Филипп Анжуйский стал королем Испании, как того хотел «король-солнце», но Франция оказалась втянутой в войну с другими государствами, в войну, от которой мир, может быть, никогда не оправится, – в «братоубийственную войну, новую Пелопонесскую войну», как пророчески сказала мадам коннетабль.

В те июльские дни на вилле Спада я думал, что смогу помочь моим доченькам, а вместо этого оказался причастен к заговору, который привел к закату Европы.

Неужели это награда за то, что я совершил той ночью, взбираясь на купол собора Святого Петра?

Два дня назад я решил поискать ответ там, где до сих пор находил большинство ответов, – на «Корабле».

Мне хотелось побыть одному и в то же время поговорить с кем-то. Клоридии не было дома, она помогала дежурной. Мелани и Бюва находились в Париже, черт бы их побрал.

Кто знает, может быть, тот удивительный человек все еще там, где я его оставил. Прошло два года, но иногда возможно все…

* * *

– Царь Соломон сказал: «Кто умножает знание, умножает скорбь».

Словно не прошло и дня: едва придя на «Корабль» я обнаружил его на привычном месте. Он раскачивался на коньке крыши и – стоит ли об этом упоминать? – наигрывал на скрипке фолию.

Он сразу же приветствовал меня цитатой из Библии, словно прочитав по блеску моих глаз, что мне требовалось. Да и как он мог ошибиться? На виллу «Корабль» все приходили, только если что-то искали.

– А еще он говорил, что сердце мудрых – в доме плача, – добавил голландец.

Это было правдой, да, несомненно. Теперь я знал, что мое сердце – в доме плача, так же как и семнадцать лет назад, когда я познакомился с аббатом Мелани и он разрушил все мои юношеские иллюзии одну за другой, нещадно разбивая их о реальность.

– Именно потому существует эта народная мелодия, – продолжил скрипач громким голосом, чтобы его лучше было слышно не переставая при этом широко улыбаться и водить смычком по струнам. – Безумие воодушевляет души и превращает tristitia saekuli в coleste gaudium, как это мудро отметил Хильдегард фон Бинген: мировую скорбь – в божественную радость.

Прошло два года, с тех пор как я услышал эту мелодию. Звучные арпеджо подхватывали его слова, управляли его телом в подобии величавого танца.

Несколько минут Альбикастро молча играл, и я решил оставить его. Я спустился в сад и немного прогулялся, но вскоре мои мысли понеслись галопом, подчиняясь быстрому ритму мелодии. Во вспышках музыки в моем сознании возникали тысячи лиц, связанных с прошлыми событиями. Они подмигивали мне, чтобы я ловил их, а затем это кружение лиц в памяти прекращалось и я уже думал: «Ну вот и все», – но они опять начинали свой танец. Они разрушили мою хрупкую уверенность и предлагали новые пути познания.