Корона мечей - Роберт Джордан

Дашива кивнул с важным видом:

– Да, теперь у него есть шанс.

Можно подумать, это он только что совершил Исцеление.

К явному удивлению Флинна, Самитзу обошла постель и помогла ему подняться.

– Ты расскажешь мне о том, что сделал, – сказала она тоном королевы, который удивительно контрастировал с ее жестами: она быстрыми движениями пальцев расправляла ворот мундира этого пожилого человека и разглаживала отвороты. – Если бы только существовал способ, с помощью которого ты мог бы показать мне это! Но ты опишешь все подробно. Ты должен! Я отдам тебе все золото, какое у меня есть, выношу твоего ребенка, сделаю все, что пожелаешь, но ты расскажешь мне обо всем, что умеешь!

С таким видом, точно сама не уверена, приказывает или просит, Самитзу повела ошеломленного Флинна к окну. Он несколько раз открывал рот, но она не замечала этого, слишком увлеченная уговорами рассказать ей обо всем.

Не беспокоясь, что подумают остальные, Мин забралась на постель, улеглась так, чтобы голова Ранда оказалась у нее под подбородком, и обхватила его обеими руками. Шанс. Она украдкой разглядывала троих людей, расположившихся около постели. Кадсуане в своем кресле; Эмис, стоящая напротив; прислонившийся к одному из прямоугольных кроватных столбиков Дашива, единственный среди них, на чьем хмуром лице было заметно беспокойство. Вокруг всех клубились образы и ауры, но Мин их не понимала. Все, не отрываясь, смотрели на Ранда. Вне всякого сомнения, смерть Ранда была бы величайшим бедствием для айильцев и Аша’манов. И Кадсуане... Бера и Кируна не только сразу узнали Кадсуане – она заставила их прыгать, точно девчонок, хотя они дали клятву Ранду. Кадсуане, которая причинит Ранду «не больше вреда, чем необходимо».

На мгновение взгляд девушки встретился с пристальным взором Кадсуане, и Мин вздрогнула. Как-нибудь, но она защитит Ранда, пока он сам не может постоять за себя, и от Эмис, и от Дашивы, и от Кадсуане. Как-нибудь. Мин, не осознавая, что делает, тихонько запела колыбельную, укачивая Ранда. Как-нибудь.

На следующий день после Праздника Птиц рассвет принес с собой сильный ветер с Моря Штормов, и жара в Эбу Дар спала. Безоблачное небо и пылающее расплавленным золотом солнце, однако, указывали на то, что ветер скоро стихнет. Предполагая, что именно так и будет, Мэт только наполовину зашнуровал рубашку, а куртку и вовсе не стал застегивать. Он торопливо шагал к выходу через весь Дворец Таразин и не то чтобы вздрагивал при каждом звуке, но широко раскрывал глаза при виде любой служанки, пробегающей мимо, рассекая воздух бесчисленными нижними юбками и улыбаясь ему. Все они улыбались, даже самая последняя из них, причем так... многозначительно. Мэт не сомневался, что все они знают. Было очень трудно справиться с желанием припустить бегом.

Под конец он и вовсе шел медленно, пробираясь по затененной галерее, огибающей конюшенный двор, только что не на цыпочках. Желтоватые, похожие на тростник растения в больших красных фаянсовых чашах и виноградные лозы с широкими листьями в красных прожилках, свисающие из подвешенных на цепях металлических корзин, создавали между рифлеными колоннами галереи своего рода полупрозрачную ширму. Мэт невольно надвинул шляпу пониже, чтобы затеняла лицо. Руки заскользили вдоль копья – Бергитте называла его ашандарей, – безотчетно поглаживая древко, будто ему предстояло защищаться. Кости бешено крутились в голове, но даже это сейчас не слишком волновало Мэта. Источником его беспокойства была Тайлин.

Шесть закрытых экипажей с изображением зеленых Якоря и Меча Дома Митсобар на лакированных дверцах выстроились в ряд перед высокими сводчатыми воротами, уже запряженные и с кучерами в ливреях. Налесин в куртке с желтыми полосами зевал в стороне от них, а Ванин развалился на перевернутой бочке неподалеку от дверей конюшни и, похоже, дремал. Большинство остальных парней из отряда Красной Руки терпеливо ожидали, сидя на корточках на камнях конюшенного двора; некоторые бросали кости в тени высокой белой стены конюшни. Илэйн стояла между Мэтом и экипажами, рядом с живой оградой, создаваемой растениями. С ней была Реанне Корли и еще ближе к Мэту семь женщин – те, кто присутствовал на собрании, куда он ворвался вчера вечером; Реанне единственная среди них не носила красного пояса Мудрых Женщин.

Мэт, по правде говоря, не ожидал их появления здесь сегодня утром. На их лицах застыло такое выражение, какое бывает у женщин, привыкших распоряжаться не только своей жизнью, но и чужими, у большинства волосы уже тронула седина, и все же они не сводили ожидающих взглядов со свежего личика Илэйн. Стояли, можно сказать, на цыпочках, готовые броситься куда угодно по ее приказу. Мэт лишь мельком взглянул на них; среди них не было женщины, которая довела его до белого каления. Тайлин заставляла его чувствовать себя... ну... слово «беспомощным» казалось единственным подходящим, хотя и нелепым применительно к нему.

– Мы обойдемся и без них, госпожа Корли, – сказала Илэйн. Голос Дочери-Наследницы звучал так, будто она поглаживала по голове ребенка, успокаивая его. – Я велела им дожидаться тут нашего возвращения. Мы привлечем меньше внимания, особенно за рекой, если с нами не будет Айз Седай, которых могут узнать.

Ее представление о том, как следует одеться, направляясь в городские кварталы, где обитало простонародье, чтобы не привлечь к себе внимания, свелось к широкополой зеленой шляпе с крашеными зелеными перьями, висящему за спиной светлому зеленому льняному пыльнику, расшитому золотыми завитками, и шелковому зеленому костюму для верховой езды с глухим воротом и юбкой-штанами. По бокам штанин снизу вверх тянулась вышивка золотом, заканчивающаяся овалом на ягодице. Она даже надела одно из ожерелий, к которым обычно цепляют брачные ножи. А при виде сплетенного из золотых нитей широкого пояса наверняка зачешутся руки любого вора в Рахаде. Никакого оружия, если не считать маленького ножа у пояса. С другой стороны, зачем оружие женщине, способной направлять Силу? Конечно, у этих, с красными поясами, заткнут за каждый из них кинжал. Как и у Реанне, только пояс у нее простой кожаный.

Реанне сняла большую голубую соломенную шляпу, недовольно оглядела ее, надела снова и завязала тесемки. Тон Илэйн не располагал к тому, чтобы приставать к ней с расспросами. И все же Реанне вместе со шляпой нацепила улыбку и робко спросила:

– Но почему Мерилилль Седай считает, что мы лжем, Илэйн Седай?

– Они все так думают, – сказала еле слышно одна из этих, с красными поясами. Все они были в типичных для Эбу Дар платьях спокойных тонов, с не очень глубоким вырезом и подобранными с одной стороны юбками, чтобы выставить на всеобщее обозрение многослойные нижние юбки, но только у этой женщины, костлявой и почти совсем седой, была оливковая кожа и темные глаза, характерные для жительницы Эбу Дар. – Сарейта Седай назвала меня лгуньей прямо в лицо. Она не верит тому, сколько нас, не верит...

Сердитый взгляд Реанне и слова «Успокойся, Тамарла» заставили ее замолчать на полуслове. Госпожа Корли готова была то и дело приседать и глупо улыбаться, даже разговаривая с ребенком, если этот ребенок была Айз Седай, но своих подруг она держала в узде.