Записки из чемодана. Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти - Иван Серов

Брежнев растерянно посмотрел на меня и пожал плечами, потом что-то пробормотал и дал трубку Аристову, который робко стал просить приехать Жукова, а тот (мне было слышно) послал их в задницу, говоря, что завтра всё обсудим.

Аристов, видя такое дело и слыша, как Брежнев сказал мне: «Ваня, поговори ты», сунул мне трубку.

Я, поздоровавшись, говорю ему: «Ты что так рано, Георгий Константинович, спать собираешься?» Он отвечает: «Ну их в ж… Весь день заседали, голова трещит, да ещё и завтра день, поэтому хватит».

Тогда я ему говорю: «Знаешь что, Георгий, мне кажется, дело дрянь получается, давай приезжай. Зайдём к Хрущёву и обсудим». — «Ну ладно, приеду», — ответил Жуков и повесил трубку.

Брежнев и Аристов сразу ко мне: «Что сказал?» Я говорю: «Сейчас приедет». Они обрадовались и стали мне говорить: «Ваня, ты эти дни не ходи без охраны, они тебя могут схватить, а без тебя и нас всех перехватают». Я им сказал, что это глупости, я их не боюсь, а они всё настаивали, чтобы я без двух здоровых парней не ходил.

Минут через 15 позвонил Пивоваров* и сказал, что Хрущёв просит зайти. В приёмной я спросил, кто у него, мне Пивоваров сказал: «Жуков».

Когда я поздоровался с ними, мне Хрущёв сказал: «Ну, ты всё знаешь, что у нас происходит?» Я ответил утвердительно, тогда он сказал: «А о том, что меня и вас хотят снять, тоже знаете?» Я ответил: «Что бы они ни хотели, но учитывая такие раздоры в Президиуме ЦК, я КГБ никому не сдам без решения пленума ЦК».

Жуков говорит: «Правильно, Иван, я тоже Министерство обороны не сдам». Хрущёв на это сказал: «Президиум имеет право такое решение принять». Я ответил: «Ну, лучше пусть пленум ЦК решит».

Затем Хрущёв говорит, что ему «недавно позвонил Молотов и говорит, почему же танки подняли на ночь». Жуков на это ответил, ругаясь: «Это сделал командир МВО, генерал-полковник Москаленко, дурак, я уже его выругал». Хрущёв тоже выругался по адресу Москаленко, что не надо это было делать. Потом мы разошлись.

Я зашёл к Брежневу, там был Аристов и Кириченко. Брежнев лежал в комнате отдыха, охая, держась за сердце и принимая лекарство. Я же подумал: «Ненадолго хватило его нервов в такой ситуации».

Правда, мне военные политработники со смехом рассказывали, как Брежнев в 1953 году тоже заболел микроинфарктом, когда его освободили от секретаря ЦК КПСС и назначили начальником Главного Политуправления Военно-морского флота.

Брежнев не приступал к работе, сразу же выехал в Барвиху лечить микроинфаркт и находился там более двух месяцев. А после смерти Сталина Жуков был назначен Министром обороны СССР, куда вошло и Министерство Военно-морского флота на правах главнокомандования ВМФ. Таким образом, стало одно главное политическое управление (ГлавПУР) — министерство обороны, и Брежнев стал заместителем начальника ГлавПУРа у генерал-полковника Желтова.

Правда, он был менее года, а затем его послали вторым секретарем в Казахстан. Так что микроинфаркт появляется у него в нужных случаях, или оттого, что нервишки слабые[621].

Поговорили, и я поехал в КГБ. Там вызвал Добрынина, сориентировал в обстановке, узнал, что из ЦК уже все уехали домой, и в 3 часа ночи поехал на Ленинские горы, посмотреть, как охранники несут службу у членов Президиума[622].

Там увиделся с Литовченко, Коротковым, которые настороженные ходили возле дома Хрущёва. Я им сказал, чтобы закрыли на замок двери к соседу Маленкову и Микояну, на всякий случай, и бдительно несли службу. Потом поехал домой, немного уснул и в 7 часов утра уже был на работе.

Начальник 9 управления охраны Устинов* мне доложил, что Брежнев заболел, вроде микроинфаркта, лежит дома.

Утром позвонил Веденин и рассказал, что вчера вечером в 16 часов приезжал Лунев, мой первый заместитель, которому доложили о заседании бурном, но он отмахнулся рукой и, вопреки обычаю, даже не пошел никуда, а сел в машину и уехал. Вот это первый зам КГБ, ведающий охраной и Кремлем. Как туго дело, так в кусты. Хлюпики!

В 9 часов утра я созвонился с Мыларщиковым* (заведующий сельхоз отделом ЦК), который говорит, что он уже собрал ряд подписей членов и кандидатов ЦК с требованием созвать пленум ЦК, где заслушать о том, что происходит в Президиуме. Я сказал: «Правильно мы поступаем. После обеда всех подписавшихся и москвичей ты посылай в Кремль, в Свердловский зал, а я там приготовлюсь всех встречать». В общем, договорились.

Сам я поехал в Кремль, там шло заседание. Я Веденину сказал, чтобы быстро накрыл стол в кабинете Кучеренко* (заместитель председателя Совета Министров СССР) бутербродами и чаем, так как будут прибывать члены ЦК и др., чтобы могли покушать и не расходились.

Сам поехал в ЦК, зашел к Мыларщикову, поставил подпись под требованием собрать пленум, мне Мыларщиков рассказал, что некоторые члены ЦК выжидают, куда ветер подует, и не идут подписываться. Ну что ж сделаешь, в семье всякие бывают[623].

Поехал обратно в Кремль, там уже человек 7 было знакомых мне членов ЦК, которые спрашивали, что происходит в Президиуме. Я ответил, что знал.

Пошли в кабинет, где были бутерброды. Народу стало собираться, уже человека 24 было.

Выпили чайку, поговорили, а время уже было около часу. Пришел И. С. Конев. Когда уже было человек под 40, я громко сказал: «Братцы, кто перекусил, давайте перейдем в Свердловский зал», где обычно проводили закрытые заседания пленума ЦК.

Когда я пошел, все двинулись за мной и расселись по скамейкам. Я пошел в комнату заседания Президиума. Когда шел мимо столовой, где обычно кушали члены Президиума, там стоял Сахно*, начальник хозяйственного отдела. Я спросил: «Что, уже обедают?» Он ответил: «Обедают».

Тогда я зашел в столовую и обратился к товарищу Хрущеву, говорю: «Товарищ Хрущев, здесь в Кремле собрались члены ЦК и кандидаты». Меня перебил Молотов и говорит: «Зачем?» Я ответил: «Они интересуются ходом заседания Президиума и не собираются уходить, поэтому я их провел в Свердловский зал». Булганин: «А зачем вы открыли зал?» Я отвечаю: «Члены пленума ЦК — руководство Партии, поэтому я и открыл».