Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прижав руку к груди, Нэя старалась унять сердцебиение, мешающее сделать нормальный вдох. Она села перед остывшей чашкой, глядя в напиток, в котором уже тонула мушка, привлечённая ароматом. Игра слишком затянулась. Или пришелец дал ей вольную на все четыре стороны? Но нужна ей такая вольная? Ради чего она приехала сюда? Работать, шить, быть дизайнером и разработчиком новых авторских идей… Ни во что это она не верила и сама. Она не знала, как ей с ним объясниться. Наверное, женщины берут своих избранников в обладание как-то и сами, а не ждут, что кто-то встанет перед ними на колени. Но как было выйти из затянувшейся нелепой игры, не оттолкнув его? А если он и не хочет других с ней отношений? Даже одного взгляда ей было достаточно, чтобы понять многое. Прошлого Рудольфа ей уже никто не вернёт. А этот, настоящий Рудольф, уже другой. Не тот, ей открытый и ставший родным, каким был в их ночи любви. Не тот, кто обещал ей хрустальное будущее, сказочные пещеры в горах и красивых детей. Не тот, кому она открылась, веря, что дальше они будут уже счастливым и единым целым на всю жизнь. Страшные осколки разбитой пирамиды из сна каким-то образом погребли под собою все её надежды. Завалили несостоявшееся будущее, сон стал давящей реальностью. И тот страх никуда не исчез и за девять лет. А если опять произойдёт разрушение её зыбкой, непонятно на чём подвешенной, но комфортной безмятежной жизни в кристалле? И желая определённости, Нэя её боялась. Что было в нечитаемых глазах человека — двойника прошлого Рудольфа? Она не понимала ничего. Влюблённым и доступным его назвать было сложно.
Вторжение в «Мечту»
Было сложно решиться на такое безумство. А ещё хуже ждать, что она окажется в постели Антона. Рудольфу стало ясно до рези в глазах в то душное утро, что Антон ничуть не считает его авторитетом, не собирается слушаться и подчиняться. Если Антон и не влюблён, то воспалён до очевидности. И не об укушенной руке речь. Что рука? — повалялся пару часов в медотсеке и здоров. Значит, угроза того, что коллекционную редчайшую фею-бабочку умыкнут в любой ближайший вечерок, реальна. И тёмной ночью «Журавль» отправился на своих длинных ногах в обитель нежной «Цапли». У него был код доступа во все помещения ЦЭССЭИ. Любые. Конечно, ему бы и в голову не пришло, к кому-нибудь войти без необходимости, затрагивающей интересы их земной миссии. Но Нэя не была другими.
Через прозрачную стену лился свет с улицы от фонарей, освещающих дорожки и Главное шоссе. Её прозрачные и ненужные шторки были открыты, и всё хорошо просматривалось. Зачем ей понадобились шторки, если снаружи стена не была прозрачной? Видимо, они давали ей чувство защищённости. Он с любопытством осматривал её жилье, чрезмерно набитое декоративными вещичками, коробками, смешными куклами, которым эта вечная девочка шила платья.
Она спала на животе, лицом вниз, на низкой и обширной постели. Вдоль стен валялись маленькие подушечки, а её голые ноги лежали поверх простыни. В этом было нечто преступное, нарушение табу, но он с умилением рассматривал её кружевные шортики, её пленительные ножки, как увиденные впервые. Она обладала тонкой и стройной талией, а грудь, на которой она лежала в данный момент, казалась избыточно пышной для такой хрупкой девушки. Но вся её некоторая неправильность, если с точки зрения земных канонов женского совершенства, казалась не просто красивой, а зовущей и остро-желанной.
Он лёг рядом, почти не дыша. Он умел быть совершенно бесшумным. Еле прикасаясь, мягко привлёк её к себе. Не просыпаясь, она ответила ему ещё ничего не соображающим телом, и эта пусть и неосознаваемая отзывчивость делала его настолько восприимчивым к ней, что казалось, он впитывает её в себя, как гидроскопичная структура воду, удваивая его во всех ощущениях, усиливая и само влечение. Он замер, не зная, как быть дальше, чтобы не испугать её. Стал её ласково трогать, поражаясь глупой своей выходке…
Он не знал, что ей снился сон, где она переживала альтернативный и не случившийся сценарий того самого дня, когда он пытался увлечь её в лес за стену, а за пределами его машины патрулировал негодующий водитель и, как оказалось, бывший доносителем из агентуры Инара Цульфа. Да что значит этот водитель — соглядатай? Что за ценность эти несносные капризные клиентки, — одной меньше, другой больше…
И вот она уже лежала на мягкой и ласкающей кожу мураве, какой не бывает в реальном лесу, сплошь нашпигованной или колючками, или гнусными насекомыми вперемешку с сухим травостоем. Её кожные рецепторы мягко нежила шёлковая травка, окаймляющая цветники вокруг «Мечты», по которой запрещалось даже ступать, дабы не истоптать её изумительной непорочности. Только ей одной позволено отдыхать в тени сада на этом растительном и дорогом шедевре — на траве, похожей на пух. За садом ухаживал профессиональный и приглашаемый садовник, стоящий немалых затрат. А поскольку она оплачивала всю эту роскошь, она ею и пользовалась на собственное усмотрение. Сад был кусочком её утраченной отцовской усадьбы. Она воспроизвела его по памяти и на затраты не поскупилась. Когда валялась там в уединении после купания в маленьком садовом бассейне, то всегда воображала себя маленькой, не имеющей позади ничего из того, что и прожито, но наполненной мечтами о невообразимо чудесном будущем.
Во сне промытый и призрачный ландшафт из далёкого детства перетёк частично в её сад, растущий вокруг кристалла «Мечта», причудливо смешавшись с ним. Рядом то ли на сыпучей и прогретой, как песок, траве, то ли на бирюзовом и шелковистом, как декоративная трава, песке, растянулся он. Он был упруг и горяч, наг и прекрасен, нацеленный лишь на одно, чем была охвачена и она…
В этот самый момент она перевернулась на спину и страдальчески застонала, и Рудольф отодвинулся, гадая, какие сны она видит?
…Не хватало лишь реки поблизости, влекущей бирюзовые воды к горизонту, туда, где её ожидало несомненное счастье. Однако, во сне она всё же знала, что там находится территория так и не сбывшегося счастья. Но не стоило особого труда вообразить и реку, и уже сбывшееся счастье, если пребываешь там, где творец всему твоё же воображение. И вот уже вместо травы прогретый и бархатный песок, и