Сложенный веер - Сильва Плэт

* * *

— А потом? — глаза у Хорта по столовой тарелке. Кателла без малейшего напряжения может чувствовать хаос эмоций и мыслей, клубящийся у него в голове.

— Они прислали двоих: наемного убийцу, который в силу своей хорошей осведомленности в темных делишках лорд-канцлера стал для него опасен, и мальчишку — ровесника Холли. Наугад вытащили за уши с арены во время детского турнира.

— Учителя фехтования и мальчика под дуэм, — резюмирует Хорт.

— Угу. Только все получилось не так, как замышлял император. Фехтовать худо-бедно Холли выучился, хотя Прайд и называл его самым скудоумным и тупокрылым учеником за всю историю аккалабатского боевого искусства. А вот с дуэмом…

— Погоди, дай угадаю. Малыш Неро успел за время полета привязаться к единственному существу с родины, которое оказалось у него под боком? Дворцовый асассин, на котором клейма негде ставить, и наивный несмышленыш — хорошая парочка!

— Ты верно догадался, — грустно кивает Кателла. — Только все это очень плохо кончилось. Император Хорт, знаешь ли, не любил, когда ситуация развивается не по его сценарию.

— О! — Хорт поднимает вверх большой палец. — Это, изволь заметить, общая черта всех императоров Хортуланы, независимо от количества выделяемого ими блутена. Имей в виду, что я простил тебя за вмешательство в наш совместный с ситийцами военный проект только ввиду отсутствия у меня каких-либо других родственников.

— Разве ты не был обязан выполнить желание старшей из императорского рода? — недоумевает Кателла. — На Хортулане изменились законы?

Хорт пакостно улыбается.

— Нет, не изменились. И да, я был обязан. Но никто не мешал мне потом применить к тебе что-нибудь… целесообразно-эффективное, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Кателла смотрит на императора с ужасом.

— И ты бы…

Он удовлетворенно кивает.

— Не задумываясь. Но не теперь, когда ты моя единственная родственница. И знаешь, — он по-кошачьи потягивается в кресле, — ты чудесно транслируешь.

— Спасибо, — сухо отвечает Кателла.

Император смеется.

— Давай все-таки вернемся к нашей истории. Насколько я понимаю, Холли не был единственным ребенком у императора и… — Хорт морщится. — …Его аккалабатской жены.

— Детей было трое — два мальчика и девочка. Один из парней был бескрылым, зато полностью унаследовал блутеноносность своего отца. Естественно, его нарекли Хортом и прочили на престол. Двое других блутен не генерировали. У девочки — Кателлы — крыльев, естественно, не было. А вот в Холли, о котором ты уже слышал, материнская кровь победила. Крылья, внутреннее время, вероятно, способность к трансформации и в то же время — ментальные способности императора Хорта. Он и был самым любимым. Отец в нем души не чаял, что, собственно, и привело императора к гибели.

— К гибели?

— А ты как думал? — усмехнулась Кателла. — Хортулана — жестокая планета. Особенно по отношению к своим властителям.

— Что ты говоришь? Вот не знал, — иронии у Хорта хватило на слова, но не на интонацию.

— Прости, — Кателла склонилась над полулежащим в кресле императором, как над раненой птицей. Слишком много тревоги, слишком много ответственности, слишком много боли… — Обнять тебя?

— Нет, — Хорт резко отстранился. — Судя по тому, что ты будешь транслировать, нам лучше находиться в разных концах комнаты. А то у меня блутен остановится…

— Верно. Я продолжаю.

Фехтовальный зал в императорском дворце Хортуланы

Прайд делает вид, что целиком и полностью занят подготовкой оружия. Мечи и точильный станок привезли с Аккалабата вместе с другими принадлежностями, заказанными императором Хортом и необходимыми для того, чтобы вырастить подобие полноценного дара в условиях Хортуланы.

Лорд-канцлер Аккалабата не мог сдержать негодования, разворачивая длинный пергамент (ввиду важности документа хортуланцы даже сочли возможным оформить его в привычном для партнеров по переговорам виде): было ясно, что к составлению списка приложил руку кто-то из его сыновей (думать об Элли как о дочери он до сих пор не мог). Тем не менее все указанное было старательно собрано, и теперь фехтовальный зал, в который превратили одну из просторных комнат императорского дворца Хортуланы, был оборудован не хуже, чем если бы он находился на верхнем ярусе сторожевой башни замка Эсилей или Пассеров. И хотя Прайд искренне ненавидит колченогую каракатицу (так он про себя называет венценосного отца Холли), но это не значит, что мальчики должны фехтовать неподготовленными клинками. Мальчики…

Прайд через плечо косится на Холли и Неро, старательно отрабатывающих приемы. Мальчишек нужно иногда предоставить самим себе, хотя бы чтоб посмотреть, как используют они это время: усядутся поболтать на маты или, как сейчас эти двое, стиснув зубы, набросятся друг на друга, чтобы, пока учитель «не видит», опробовать в деле только что выученные удары и переходы.

Понятно, что Холли против Неро делать нечего. Как бы он ни старался, хортуланская кровь сильно притормаживает внутреннее время — это стало очевидно уже на первых занятиях. И мешки эти между ног… Прайди иногда даже жалко его становится: парень из кожи вон лезет, употел весь, размахивая мечами, тогда как Неро управляется с ним, практически не сходя с места.

«Плохо, — думает Прайди. — Если Неро не будет совершенствоваться, то, когда мы вернемся…» и тут же одергивает себя. Слово «никогда» он уже научился произносить не только про себя, но и шепотом. Никогда. Никогда. Никогда. Затачиваемое лезвие проходит слишком близко от пальца, и Прайд сосредотачивается на плавных движениях точильного круга.

— Ох! Святая Лулулла!

Даже если не знать по голосу, ясно, что это Неро. Холли о святой Лулулле имеет самое приблизительное представление. Жалобный вскрик еще не замер под сводами зала, а Прайди уже тут как тут: поднимает, ощупывает, хлопает по щекам, встревоженно заглядывает в расширенные от боли глаза.

Неро ничего не может сказать, только хватает ртом воздух. Крови нет, но Прайд предполагает самое худшее (а что еще можно предположить, если имеешь дело с любимым сыночком колченогой каракатицы?) и набрасывается на оторопевшего Холли, который от страха даже мечи забыл опустить — так и застыл на месте, дуралей, с поднятыми руками:

— Что? Что ты ему сделал, змееныш?

— Я… ничего… — лепечет Холли. — Я даже дотянуться до него не могу. Вы же знаете.

Прайда бесит эта его манера обращаться всегда на «Вы»: на Аккалабате учителя и ученики говорят друг другу «ты». По крайней мере, в тренировочном зале. Это символ братства по оружию. Хотя какие мы, к демону Чахи, с ним братья?!! Свинья подзаборная тебе сестрица!

До Холли наконец доходит опустить мечи и убрать их в ножны. Он осторожно присаживается рядом с Прайдом, говорит тихонечко: