Том 10. Письма. Дневники - Михаил Афанасьевич Булгаков

Булгакова озлобленному растоптанию и ядовитым издевательствам подвергаются буржуа и капиталист Корзухин. Белое движение оказывается в пьесе не связанным с классом Корзухиных, классовая сущность белогвардейщины выхолащивается и искажается [напомним, что в белой армии служили и воевали все три брата Булгаковы, чье беднейшее существование в детские и юношеские годы обеспечивалось пенсией покойного отца, профессора Киевской духовной академии. — В. Л.]; и тогда белая идея становится знаменем не буржуазии как класса, а знаменем горстки рыцарей... честных и чистых...» Видимо, Булгаков не стал бы спорить с критиком по поводу его любопытных наблюдений, тем более что в данном случае они были верны. Но за такие идеи приходилось платить по большому счету.

В прессе поднялся гвалт. Причем гвалт многожанровый — статьи, стихи, поэмы, доносы. Объединял их глумливо-издевательский тон, переходивший в брань. Мы не приводим здесь выдержки из сочинений таких известных деятелей, как Л. Авербах, В. Киршон, О. Литовский, Ф. Раскольников и многие другие, — они писали примерно то же самое, что и о «Днях Турбиных», но отметим лишь «кусателей» второго эшелона, стремившихся не отстать от асов по угроблению писательских талантов. Некий Г. Рыклин из «Известий» не преминул включить в свой фельетон такую «шутку:

— Шлыхали, Икш арештован...

— Шлыхали, Эншке вошштание...

— А Шытина пытают...

— А Булгакова раштреляли на Багровом оштрове...»

(Известия. 23.12.28)

Еще один «шутник», некий Первомай Пленумов, поздравляя МХАТ с тридцатилетним юбилеем, преподнес такой «букет из колючек»:

Ваш юбилей прошел так хорошо,

Есть много замыслов и новых планов!..

Позвольте ж вам поднесть далматский порошок,

Для истребления бегущих тараканов!

(Вечерняя Москва. 23.11.28)

Но преобладали все-таки материалы разгромного характера, помещаемые под такими характерными заголовками, как «Ударим по булгаковщине!», «“На посту” против булгаковщины», «“Бег” назад должен быть приостановлен» и т. п. Не полагаясь только на прессу, некоторые писатели и драматурги направляли письма-доносы на Булгакова в ОГПУ, лично Сталину. Серьезнейший донос на Булгакова вождю написал драматург В. Н. Билль-Белоцерковский.

Не дремали и осведомители «органов опасности». Так, в сводке от 31 октября 1928 г. сообщалось, что «замечается брожение в литературных кругах по поводу «травли» пьесы Булгакова «Бег», иронизируют, что пьесу «топят» драматурги-конкуренты, а дают о ней отзывы рабочие, которые ничего в театре не понимают и судить о художественных достоинствах пьесы не могут». Весьма неприятная для писателя информация содержалась в агентурно-осведомительной сводке 5-го Отделения СООГПУ от 10 ноября того же года. В ней доносилось:

«М. А. Булгаков упоминал, что в связи с постановкой «Бега» и кампанией «Комсомольской правды» возможна отставка (начальника) Главискусства Свидерского, который настолько активно поддерживал «Бег», что зарвался. Бранил Судакова, режиссера МХАТ, за его предложение «победить Булгакова». Булгаков получает письма и телеграммы от друзей и поклонников, сочувствующих ему в его неприятностях. К нему приходил переводчик, предлагавший что-то перевести для венских театров.

О «Никитинских субботниках» Булгаков высказал уверенность, что они — агентура ГПУ.

Об Агранове Булгаков говорил, что он друг Пильняка, что он держит в руках «судьбы русских литераторов», что писатели, близкие к Пильняку и верхушкам Федерации, всецело в поле зрения Агранова, причем ему даже не надо видеть писателя, чтобы знать его мысли» («Я не шепотом в углу выражал эти мысли»).

По содержанию доноса видно, что осведомитель был либо близок к Булгакову, либо общался с узким кругом друзей писателя. Сам Булгаков прекрасно знал, что доносят на него близкие ему люди. Видимо, образ Иуды-предателя в романе о дьяволе («Мастер и Маргарита») сформировался в процессе общения писателя с Лубянкой. Об этом свидетельствуют некоторые тексты из черновых редакций романа о дьяволе (самых первых) и сохранившиеся записи Булгакова в подготовительных материалах к роману и другим сочинениям. Так, в обрывках текста главы второй («Евангелие от дьявола») романа о дьяволе (первая редакция) прочитывается:

«История у Каиафы в ночь с 25 на 26... 1) Разбудили Каиафу... Утро...» И над всем этим текстом сохранилась запись Булгакова очень крупными буквами: «Delatores» — «доносчики». Во второй редакции этой же главы уже четко прослеживается судьба Иуды. На заседании синедриона Иуда совершает предательство. Каиафа благодарит Иуду за «предупреждение» и предостерегает его — «бойся Толмая». Пилат, в свою очередь, после казни Иешуа приказывает Толмаю «уберечь» Иуду от расправы. Но Толмай не смог предотвратить «несчастье» — «не уберег» Иуду. Таким образом, писатель с самого начала работы над романом придавал образу Иуды первостепенное значение, характер этого образа не изменился и в последующих редакциях. Предательство и трусость, трусость и предательство — суть главные пороки человека, о которых Булгаков писал не только в своем главном сочинении, но и в других произведениях. Но кто тогда мог предположить, что именно по доносам осведомителей-предателей, сохранившимся в недрах органа, впитывавшего, как губка, зафиксированные документально худшие качества человеческих существ, спустя многие десятилетия исследователи творчества Булгакова смогут восстановить важнейшие события и факты из творческой и личной жизни писателя?! Между тем именно так и происходит в настоящие дни. Приведем лишь один пример. В опубликованной недавно агентурной сводке ОГПУ от 28 февраля 1929 года говорится: «...Булгаков написал роман, который читал в некотором обществе, там ему говорили, что в таком виде не пропустят, так как он крайне резок с выпадами, тогда он его переделал и думает опубликовать, а в первоначальной редакции пустить в качестве рукописи в общество и это одновременно вместе с опубликованием в урезанном цензурой виде...» Заметим, что лучшего подтверждения имеющейся версии о том, что Булгаков закончил первую редакцию романа о дьяволе в конце 1928 — начале 1929 года, придумать трудно. Это важно еще и потому, что в эту версию мало кто верил...

В это же время небезызвестный Ричард Пикель подготовил комплексную аналитическую справку под названием «Пьеса «Бег» Булгакова» (видимо, по заданию П. М. Керженцева, заместителя заведующего агитпропа ЦК). Справка была подписана П. М. Керженцевым и представлена в Политбюро ЦК ВКП (б) в первых числах января 1929 года. Мы приведем лишь один фрагмент из этой объемной справки, где рассматривается «политическое значение пьесы»:

«1. Булгаков, описывая центральный этап белогвардейского движения, искажает классовую сущность белогвардейщины и весь смысл гражданской войны. Борьба добровольческой армии с большевизмом изображается как рыцарский подвиг доблестных генералов и офицеров, причем совсем обходит социальные корни белогвардейщины и ее классовые лозунги.

2. Пьеса ставит своей задачей реабилитировать и возвеличить художественными приемами и методами театра вождей и участников белого движения и вызвать к ним симпатии и сострадание