Миланский вокзал - Якопо Де Микелис

пистолет. – Знаешь ли ты, каково это – расти с родителем, который только и делает, что игнорирует или критикует тебя?

– Но ради тебя он пожертвовал тем, что ему было дороже всего: своими непоколебимыми принципами. Что еще он должен был сделать?

– Что, черт возьми, ты болтаешь?

– Так ты не знаешь, – с ухмылкой воскликнул Вентури. – Типичный Альберто, он никогда не говорил тебе… А может, у него не было возможности, раз ты отказался с ним разговаривать?

– Что он хотел мне сказать?

– Фашист, которого зарезали, ты ведь его помнишь, не так ли? Они были готовы арестовать вас, тебя и твоих друзей из социального центра. Альберто предотвратил арест, и ему пришлось приложить для этого все усилия. Было непросто убедить людей, назначенных расследовать это дело, всё скрыть… Ему пришлось унижаться, умоляя их уничтожить улики и заткнуться.

Это откровение обрушилось на Рикардо как несущийся поезд. Если это не было ложью? – а в глубине души он чувствовал, что из всей лжи, по крайней мере, эта таковой не была, – то означало, что после роковой ночи, когда он был на грани того, чтобы ударить отца, тот растоптал все, во что верил, чтобы спасти его. А он этого не понимал. Он даже отдаленно не подозревал об этом. Если б он знал, все могло бы сложиться иначе. И примирение было бы возможно. Но гнев заставил его ослепнуть…

– Альберто сделал это для тебя, – проворчал Дарио. – Можешь ли ты представить, чего это ему стоило?

– Перестань, черт возьми! Хватит, заткнись… – простонал Рикардо. Голос Вентури скрипел у него в ушах, как мел по доске.

– А ты? Что ты для него сделал, а, Кардо? Ничегошеньки.

Меццанотте почувствовал, как у него буквально лопается голова. Он больше не хотел его слушать. Он должен был заткнуть этот ядовитый рот.

– В некотором смысле можно сказать, что Альберто убили мы вместе, я и ты.

Человек перед ним, человек, которого он когда-то считал мудрым и любящим, был воплощением зла. Он обманул, предал, убил. Он был абсолютно лишен угрызений совести, не было ничего, что он не был бы готов сделать для достижения своих целей. Он был чудовищем, которому нужно помешать творить зло. Рикардо должен навсегда стереть его с лица земли…

Его указательный палец на спусковом крючке уже начал напрягаться, когда откуда-то раздался голос:

– Кардо, нет!

Меццанотте обернулся. Там стояли Лаура и Минетти. Рука офицера висела на импровизированной поддерживающей повязке. Лаура смотрела на Рикардо, полная тревоги и трепета.

– Не стреляй в него, Кардо, пожалуйста, – сказала она проникновенно. – Ты не такой, как он. Ты не убийца. Если убьешь его, то пожалеешь об этом. Это будет преследовать тебя до конца твоей жизни.

Там, где тоненький голосок в его голове, умолявший инспектора прийти в себя, потерпел неудачу, Лаура преуспела. Да, Рикардо не был таким. И это не то, чего хотел бы его отец. Он должен был напомнить себе, что делает это для него, а не для себя.

Но то, что дало ему силы удержаться, было также – и, возможно, прежде всего – совсем иным. В момент ясности, который спровоцировало вмешательство Лауры, Меццанотте понял: все, что сказал Вентури, было направлено на то, чтобы привести его в ярость. Дарио хотел умереть. Он понял, что добрался до конечной остановки и что у него не осталось другого пути, чтобы избежать общественного позора и тюрьмы.

У Меццанотте не было ни малейшего намерения дать ему то, что он хотел. Рикардо с трудом снял палец со спускового крючка и опустил пистолет.

На лице Вентури появилась улыбка, которую трудно было расшифровать; в ней промелькнуло многое, но ничего из того, что напоминало бы раскаяние или угрызения совести. Затем он сделал шаг в сторону и упал в пустоту через окно. Меццанотте тут же рванулся вперед, но не успел схватить его. Он смотрел, как Дарио летит вниз – казалось, целую вечность, – не сводя с него глаз, пока тот не ударился о землю с глухим стуком, приглушенным расстоянием.

Эпилог

С равномерно серого неба падал мелкий дождь, который, казалось, в любой момент мог превратиться в снег. Засунув руки в карманы своего пальто и подняв воротник, Меццанотте спешил к колоннам, окаймлявшим заброшенный погрузочный док вдоль восточного крыла электростанции, прямо под одним из двух крылатых львов, мрачно контролировавших железнодорожные перевозки, неподалеку от скамейки, где он нашел безжизненное тело Шизика. Ледяной порыв ветра сорвал с его губ облачко пара, когда он назвал свое имя. Убедившись, что оно есть в списке, двое парней, стоявших перед металлической дверью, пропустили его.

Он не ступал в чрево вокзала с момента драматических событий семимесячной давности. Его встретил грохот поезда над головой, настолько громкий, что Рикардо почувствовал, как вибрирует воздух вокруг него. Хотя все было освещено и убрано по случаю праздника, подземный грузовой двор не утратил своей мрачной и зловещей атмосферы. Молодая хостес направила его к назначенному месту среди десятков стульев, уже почти полностью занятых, расставленных посреди массивных бетонных колонн перед сценой, на которой восседали представители власти. Позади этого импровизированного зрительного зала гостей ждал длинный накрытый стол с угощением, которое должно было последовать за церемонией. В человеке, выступавшем с небольшой трибуны в центре сцены, Меццанотте узнал мэра. Тот подчеркивал важность своей речи в день, посвященный памяти жертв Холокоста, о предстоящем начале работ по строительству мемориала в том месте, откуда сотни и сотни евреев были угнаны в нацистские лагеря во время войны. Это место, ставшее ареной одного из самых мрачных событий в истории города, будет постоянным напоминанием об ужасах прошлого, чтобы предотвратить их повторение в будущем.

Проходя на свое место и извиняясь перед уже сидящими людьми, Рикардо искал Лауру. Наконец он увидел ее в первом ряду; она шептала что-то на ухо пожилой женщине с короткими серебристыми волосами. Меццанотте предпочел бы находиться рядом с ней в этот день, но чувствовал, что ему там не место, а вот Лаура должна быть среди почетных гостей: это ее день, ибо именно она сделала его возможным. Ее вклад в проект, над которым уже некоторое время работали различные организации и ассоциации, ища средства на его реализацию, на самом деле оказался решающим: она убедила отца не только вложить туда свои деньги, но и помочь ей привлечь других спонсоров. Взамен Лаура без объяснений потребовала лишь одно: чтобы рядом с именами всех депортированных, которые будут выгравированы на стене мемориала, было включено имя того, кого нет