Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - Джордан Белфорт

– Все перебирались туда из Бронкса и других частей Квинса, из тех районов, которые… ну знаете… изменились. Мои родители переехали туда из Южного Бронкса, из того места, которое сейчас стало настоящей помойкой, – Джоэл, что же вы ничего не записываете?

– Все, что я записываю, я должен буду предоставить защите, кого бы она в конце концов ни защищала, – заговорщицки улыбнулся Ублюдок, – так что, в моем конкретном случае, как раз чем меньше, тем лучше. Но продолжайте, продолжайте, у меня прекрасная память.

Я кивнул:

– Хорошо. Мои родители переехали в Бэйсайд, чтобы избавить меня от неприятностей, связанных с детством в Бронксе. Мы жили в шестиэтажном доме в одном из тех районов с государственной поддержкой, которые тогда росли как грибы. Там было прекрасно: покрытые травой футбольные поля, детские площадки, забетонированные дорожки для прогулок, деревья для того, чтобы строить на них дома, кусты, чтобы играть в прятки. Но, что особенно важно, там были сотни детей, из которых потом можно было набрать множество будущих стрэттонцев. И все они получили хорошее образование, – я остановился, обдумывая свои слова, – хотя образование – это, конечно, палка о двух концах.

– Почему? – встрял Псих, который, по-моему, просто балдел от меня.

– Ну, – ответил я, – к тому времени, когда мы стали подростками, мы были уже достаточно образованными для того, чтобы понять, как мало нам было всего дано. Другими словами, мы понимали, что хоть и не умираем с голоду, как дети в Африке, но у других всего намного больше.

Я остановился для вящего эффекта.

– Так считали все у меня в районе. У нас были безграничные надежды и чувство, что мы все имеем право в один прекрасный день разбогатеть и переехать на Лонг-Айленд, где водятся настоящие деньги, а люди живут в собственных домах и ездят на «кадиллаках» и «мерседесах».

– Алан Липски жил в том же доме, что и вы? – спросил Псих.

– Да, – ответил я, – на том же этаже. И Энди Грин, которого вы, может быть, знаете под кличкой Вигвам, жил в нескольких кварталах от нас. Хотя тогда никто не звал его Вигвамом, он облысел только к одиннадцатому классу.

Я пожал плечами.

– А свой первый парик он завел на первом курсе колледжа. Вот тогда он стал Вигвамом.

Я снова пожал плечами, размышляя о том, не окажется ли Энди Грин в этой самой комнате в недалеком будущем. В конце концов, он возглавлял отделение корпоративных финансов «Стрэттон» и отвечал за поиск таких ценных бумаг, которые можно было бы выбросить на рынок и при этом остаться чистыми перед Комиссией по ценным бумагам. Он был хорошим человеком, но пришел бы в отчаяние, если бы ему пришлось отправиться в тюрьму, а там бы его заставили снять парик – несмотря на то, что это был самый ужасный парик по эту сторону бывшего железного занавеса.

– Ну ладно, – продолжил я, – в общем, Алан жил в квартире 5-К, а я жил в квартире 5-Ф, и мы были друзьями с пеленок. Полагаю, вы в курсе, что я дал Алану возможность получить соответствующую подготовку и финансирование, и я объяснил ему правила игры.

Все кивнули.

– А в благодарность за это они с Брайаном платили мне в год до пяти миллионов, ну как бы в возмещение. Но я снова забегаю вперед, это произойдет намного позже.

Ублюдок кивнул.

– Вы сказали, что у вас в детстве не было никаких проблем с дисциплиной: вас никогда не задерживали? Никаких подростковых правонарушений?

Я отрицательно покачал головой, и мне ужасно захотелось дать Ублюдку по морде за то, что он считает меня сорняком с самого начала. Но вместо этого я просто ответил:

– Как я вам уже сказал, я был хорошим ребенком, круглым отличником, – я на минуту задумался, – как и вся моя семья. Два моих старших двоюродных брата учились в Гарварде, и оба закончили лучшими у себя на курсе. Теперь они врачи. А мой старший брат, – полагаю, вы это знаете, Джоэл, – он один из самых уважаемых адвокатов по вопросам здравоохранения во всей стране. Он играл в покер с вашими друзьями из прокуратуры, но когда расследование моих дел стало набирать силу, то бросил играть. Думаю, он чувствовал себя неловко.

Ублюдок с уважением покачал головой.

– Я не знаком с вашим братом, но слышал о нем только прекрасные отзывы. Удивительно, как вы не похожи друг на друга.

– Да, – пробормотал я, – это, блин, просто чудо. Но мы все-таки родственники, и в молодости я был на него похож. Может быть, наши характеры различались, я был куда более открытым, а он всегда был интровертом, но я учился так же хорошо, как и он. А может быть, даже и лучше. Мне было удивительно легко учиться в школе. Даже после того, как я начал в шестом классе курить травку, я все равно получал одни пятерки. Наркотики начали мешать мне только в десятом классе.

Псих буквально подскочил с кресла.

– Вы начали курить травку в шестом классе? – спросил он.

Я кивнул, испытывая некое извращенное чувство гордости.

– Да, Грег, когда мне было одиннадцать лет. Старший брат одного моего друга торговал травой, и однажды, когда мы с Аланом ночевали у них дома, он как раз пришел.

Я остановился, улыбаясь при мысли о том, какое безумие – курить травку в одиннадцать лет.

– Но травка тогда не была такой крепкой, как сейчас, так что я совсем немножко приторчал. Я не натыкался на стены, как это будет во взрослом возрасте, – я хихикнул, – ну в общем, я баловался травкой еще пару лет, но это никогда не было для меня проблемой. Мои родители все еще думали, что со мной все в порядке.

Я остановился на минутку и посмотрел на их лица, на которых в той или иной мере было написано недоверие. А я продолжил свой рассказ.

– В первый раз я заметил, что что-то не в порядке, когда получил в восьмом классе всего девяносто два балла за контрольную по математике. Мать была в ужасе. До этого у меня никогда не бывало меньше девяноста восьми баллов, и даже тогда она удивленно поднимала брови. Помнится, она говорила что-то вроде: «С тобой все в порядке, дружок? Ты не заболел? Может быть, тебя что-то беспокоило?»

Я покачал головой, меня переполняли воспоминания.

– Конечно, я не мог сказать ей, что перед контрольной выкурил два здоровенных косяка колумбийской золотой травы и после этого мне трудно было сообразить, сколько будет два плюс два.

Я пожал плечами с невинным видом.

– Но я помню, что она была очень взволнована из-за этой контрольной, можно было подумать, что девяносто два балла помешают мне поступить в Медицинскую школу Гарварда.

Я снова пожал плечами.

– Но такой была моя мать, она всегда все делала хорошо и для нас высоко поднимала планку.

Тут я разошелся.

– Вообще-то, несколько лет назад она стала самой старой женщиной в штате Нью-Йорк, которая сдала адвокатский экзамен. Сейчас у нее практика на Лонг-Айленде, она ведет все дела pro bono.