Свиньи не смотрят на звёзды - Андрей Ворон

сильнее разрывало изнутри от того, что Серёженька был неподдельно рад яблокам и тёмным церковным свечам. Он, словно взрослый, всё понимал и ничего не требовал. От обиды из глаз бродяги потекли слёзы.

— Извини, Серёжка, ты извини меня!

Малыш снова подбежал и крепко обнял Афоню.

— Ничего, дядя Фоня, главное, что ты здоров! А подарок у меня потом будет!

Афоня тоже обнял малыша. Так странно: одновременно было очень хорошо и очень плохо. Бродяга, словно, получил прощение не только за неудачный день рождения, но и за всю свою жизнь, за все ошибки. Он заглянул в серые бабушкины глаза.

— Обещаю, обещаю больше не пить, извините меня, пожалуйста, я больше не буду.

Баба Зина подошла, обняв сразу и внука, и бродягу, и тихо промолвила «хорошо». Афоня не знал, сможет ли выполнить обещание, но это нужно было сказать, и он сказал.

***

После долгого и мучительного внутреннего спора Афоня всерьёз решил бросить пить. В прошлых своих сумбурных попытках он, скорее, просто делал передышку, слишком легко с собой договаривался. Теперь же неотступно отгонял мятежные мысли.

Душащие грусть и тоска никуда, впрочем, не делись. Внутренний демон, как мог, цеплялся за это, пытаясь напомнить, как всё глупо, тяжело и бессмысленно. Говорил, что помочь может только алкоголь. Афоня боролся с собой, боролся каждый день.

Работы в доме стало очень мало, наступило сонное время запасов. От скуки Афоня взялся за книжную полку, читал всё подряд, что бабушка успела накопить. Но книги, как и что угодно другое, не давали отвлечься. Иной раз, после красочного описания шампанского или фруктовой наливки хотелось сорваться и со всех ног побежать к соседям за самогонкой.

Взамен алкоголю Афоня стал больше курить, бывало, даже просто дымил невзатяжку. Высадил свою махорку, взяв ростки у дяди Паши, у него же, на первое время, запасся табаком. Сам, правда, к нему не ходил, отправил бабу Зину — боялся остаться на дегустацию самогона.

И в целом, всё было неплохо, но такая жизнь приедалась, нарастала скука, внутри ныла жгучая пустота. Афоня прожил так почти два месяца — приближался Новый год. Хотя бы праздник и участие в радостной суматохе должны были разбавить серую повседневность.

***

Новый год действительно обещал быть весёлым, деревня вновь наполнялась людьми. Через главную дорогу, в лес, была протоптана лыжня, по холмам с весёлым треском пролетали снегоходы, на участках стояли ёлочки и снеговики. Приехали Зорины с гостинцами и звали к себе на Новогоднюю ночь. Все с нетерпением ждали праздника.

Принесённая совсем недавно из лесу, в доме красовалась ёлка. Её завесили старыми хрупкими игрушками и серебристой мишурой. Баба Зина нарядилась в своё самое красивое платье. Шёл невероятно долгий суетливый вечер перед походом в гости. Серёжа пытался быстрее спровадить домашних, хотел скорее лечь спать и проснуться уже утром, стремглав побежать под ёлку, едва открыв глаза.

И вот, наконец, они вышли из дому. На улице было тепло. В воздухе кружились и таяли крупные хлопья снега. Почти в каждом окне цветными лампочками переливалась гирлянда. Любой свет казался уютным и мягким. В душе воцарились спокойствие и лёгкая тоска. Радость ждала чуда, а печаль знала, что ничего не изменится. Но эта волшебная ночь, этот вечер так ясно и легко ощущались. Словно глоток воздуха на тёмном и холодном речном дне.

За столом сидели нарядные гости. У Зориных, за некоторыми исключениями, собралась всё та же компания. К личному удовольствию Афони не было Берёзиных. Зато вместо них пришёл новый сосед Антон, это он всё маячил перед окнами на лыжах.

Играла весёлая музыка, на тарелку положили вкусного салата, и все, кроме Афони, выпивали. Его, как ни странно, даже не уговаривали. Поначалу Афоня и сам удивился — пить совершенно не хотелось. Но, спустя некоторое время, проснулась тёмная сторона. Она обрела особую силу, с того момента, как он решился бросать. Стала вторым голосом сознания, бесом с левого плеча. Этот второй Афоня, в основном, молчал, выжидая удобного момента. А нападал, завидев слабое неприкрытое место, всё чаще вечером или ночью. И вот, он снова говорил.

— Какой смысл, что ты сейчас не пьёшь? Ты же понимаешь, что это не навсегда… Вспомни, сколько было попыток… Зло ведь не в алкоголе, а в тебе. С этой дрянью просто легче оставаться на плаву, легче не повеситься. Здоровье? Да нет, тебе наплевать на здоровье. Ради кого-то? Таких людей не осталось. Ты ведь можешь сдерживаться. Можешь, наверное, всю оставшуюся жизнь. Но зачем? Теперь можно пить и в меру, больше так не напиваться. Ну, может, посидишь ещё пару месяцев, удостоверишься, что бросил, и будем потихоньку, по-культурному.

Настоящий Афоня терпел, как мог, стараясь игнорировать этот голос. Понимая, что в нём говорит зависимость, что с ней нет смысла спорить. Да и ответить, если честно, ей было нечего.

Бродяга подкладывал салата и наблюдал за гостями, которые постепенно пьянели. Кто-то танцевал, кто-то рассказывал соседу по столу что-нибудь сокровенное, кто-то всем подливал и громко смеялся. Сидеть там трезвым было очень скучно, окружающие казались нелепыми и предсказуемыми, словно дети. Загадочные женщины становились до мерзости просты, а умные мужчины — поверхностны. Был там и одинокий печальный дядя Паша, потерянно смотрящий сквозь всех и пьющий без закуски.

Вдруг, кто-то вспомнил про время, музыка резко оборвалась, был включён телевизор. Афоня столько времени не смотрел телевизор, а там всё то же. Всё то же, что и раньше. Словно, где-то в телебашне заело кассету с записью — годы идут, а она всё крутится и крутится. Те же нехитрые истины, те же бородатые шутки, те же забытые песни. Звучат поздравления, тикают Кремлёвские часы. Все думают, что для счастья этого достаточно. Поднимаются тосты — «с Новым годом!».

Афоня выпил бокал лимонада и вышел покурить на улицу. Было волшебно тихо. Дым струился из сигареты, словно из трубы уютного маленького домика. Хотелось всё бросить и идти туда, вглубь лесов, идти и не останавливаться. Убежать, пока из воздуха не пропало волшебство, пока не испарилось и не потерялось среди орущих хмельных голосов.

Внезапно Афоню озарила визжащая вспышка света — соседи из коттеджа запускали салют. Вскоре весь дом высыпал на улицу посмотреть. У Антона родилась какая-то мысль, он подозвал к себе Юру, Вадика, гитариста Витю, они пошептались и на какое-то время исчезли. Фейерверки закончились, гости возвращались за стол, но вдруг прибежал Антон и позвал всех на «наш собственный» салют. Он повёл на заброшенный соседний участок, через дорогу. Там стоял старый