Наследие Дракона - Дебора А. Вольф

Последовал еще один щелчок, и еще один, и третий, легкий стук и последний щелчок, и вскоре коридор снова опустел.

Левиатус посмотрел на Хафсу и приподнял брови.

Да, – хотела она ему сказать, – они меня боятся. И тебе следует брать с них пример. Меня должны бояться все живые существа, кроме одного.

Курраан нервно дернул хвостом.

Приношу свои извинения, – поправила себя Хафса. – Кроме двух.

Дверь перед ней медленно оттворилась. Сулейма стояла в проеме, освещаемая солнцем, золотое свечение которого, однако, не могло сравниться с сиянием девушки.

Заплетенные в косу волосы горели, подобно пламени, глаза отсвечивали золотой патиной, тело было тонким, стройным и сильным. Сулейма была одета в просторные холщовые штаны, а голый тренированный пресс блестел от пота. При виде высокого юноши ее глаза вспыхнули и загорелись, но затем снова потухли – она приняла его за угрозу.

В одной руке девушка сжимала тяжелую дубинку, с обоих концов обитую ледяным железом и испещренную вмятинами от длительного использования.

Глаза, так похожие на глаза матери, не отражали никаких эмоций. Ни злости из-за того, что ее отвлекли, ни, уж конечно, радости. Сулейма перехватила дубинку и исполнила поклон, изящество которого граничило с оскорблением.

– Курраан, – произнесла она, а затем, немного помедлив, добавила: – Мать.

Когда стало понятно, что приглашения не последует, Хафса Азейна с трудом подавила раздражение.

– Сулейма Джа’Акари, можем ли мы войти?

Девушка пожала плечами, после чего развернулась и вошла обратно в комнату. Последовав за ней, Хафса Азейна заметила, что находившиеся в комнате немногочисленные предметы мебели были вплотную придвинуты к стене, а на полу красным мелом нарисован хоти. Девушка прошла в центр изображения, кивнула невидимому оппоненту и стала в стойку «Смотрящего на солнце журавля».

– Сулейма, мне нужно с тобой поговорить.

«Смотрящий на солнце журавль» сменился «Утром лотоса», а за ним последовала серия ударов ногой и коротких крученых замахов дубинкой, в результате которых Сулейма вплотную приблизилась к краю хоти. Она дерзко посмотрела матери в глаза и отвернулась:

– Вот как? Говори.

Хафса Азейна поджала губы. Глубоко вздохнув, она сделала шаг вперед и вытерла полосу мела шириной в ладонь. Затем вступила в круг и трижды ударила по полу посохом с кошачьей головой.

– Хет хет хет!

Сулейма была воительницей, а ни одна настоящая воительница не могла отказаться от поединка.

Поза «Кошки, следующей за луной» перешла в «Перерезанный надвое поток ветра». Косы Сулеймы хлестали по телу, пока она вертелась, выбрасывая руки вперед и режущими ударами, со свистом опуская дубинку. Но ее соперник не попадал под удар.

Хафса Азейна с такой легкостью делала захваты и между биениями сердца летала так непринужденно, как перо, скользящее между двумя порывами ветра. Выбрав подходящий момент, она вытянула посох и с легким пренебрежением ударила Сулейму по виску.

Наконец время отпустило Хафсу и она остановилась, небрежно опираясь о собственный посох и поглядывая на девушку. Сулейма растянулась на полу в противоположном углу комнаты. Она поднесла руку к виску и снова опустила ее, сначала посмотрев на следы крови, а затем с открытым ртом уставившись на собственную мать.

Сердце Хафсы Азейны сжалось от холода при виде того, как посмотрела на нее Сулейма и какой ужас читался в глазах Левиатуса. Девочка должна усвоить урок, иначе ей не выжить… Детские годы остались позади. Дракон просыпается.

– Ты забываешься, девочка, – произнесла Хафса. – Можешь сколько угодно презирать свою мать, но никогда не поворачивайся спиной к повелительнице снов.

Курраан одобрительно рыкнул и сел спиной к двери. Одного его взгляда через плечо оказалось достаточно, чтобы привлеченная стычкой публика мгновенно испарилась.

Хафса Азейна встала и опустила на пол конец своего посоха. Новые штаны Сулеймы были забрызганы кровью, но мать сдержалась и не бросилась ее утешать.

Жизнь – боль, – жестко повторила она себе. – И только смерть приходит без труда.

Девчонка выросла, и теперь детские истерики могли привести к гибельным последствиям.

Хафса Азейна заметила, как Сулейма поджала губы. Круглые глаза, столь необычные и столь похожие на ее собственные, горели гневом.

Я взяла это дитя с горящими глазами, – подумала Хафса Азейна, – и превратила его в оружие войны.

Но лучше уж быть оружием войны, чем трупом.

Сулейма села в позу лотоса, поджав ноги и мягко опустив руки на колени.

– Садитесь, – предложила она Левиатусу.

На мать она больше не обращала внимания, как не обращала внимания на кровь, капающую из неглубокой ранки у глаза.

– Хотите чаю?

Девушка постучала по ближайшей стенке. Тонкое дерево и холст не могли быть преградой для любопытных ушей.

– Чай… был бы весьма кстати. – Левиатус сел и скрестил ноги – несколько менее грациозно.

Он глядел на Сулейму, избегая при этом смотреть на ее грудь.

Хафса Азейна схватила валявшуюся на полу бледно-голубую тунику и бросила ее девушке. Сулейма вытерла лицо тканью и хотела уже отложить тунику, но под взглядом матери вынуждена была натянуть ее через голову. Девушка посмотрела на мятую ткань, которая теперь была замарана кровью, а затем перевела взгляд на мать, точно нанизывая очередную бусину на нитку обид. Курраан хмыкнул и отодвинулся от двери. В комнату, поклонившись, вошел маленький мальчик.

Сулейма улыбнулась ему, и ее лицо преобразилось. Теперь она до боли походила на отца. Хафса Азейна услышала резкий вздох Левиатуса.

– Чаю, Таллех. И кофе. Маашукри. О, и чего-нибудь перекусить. – Продолжая улыбаться, девушка повернулась к Левиатусу. – Сегодня утром у нас как раз закончился пост, и я голодна как волк. Йех Ату, простите, и куда девались мои манеры? Меня зовут Сулейма.

Хафса Азейна тоже опустилась на пол, и все трое образовывали теперь неровный треугольник. Курраан свернулся калачиком у Хафсы за спиной, и она, чувствуя благодарность за поддержку, оперлась на его теплую шкуру. Ей не стало легче оттого, что презрение дочери было заслуженным.

– Левиатус ап Вивернус Не Ату, – ответил юноша.

Теперь, когда Сулейма оделась, он старательно вглядывался в нее, пытаясь заметить искру узнавания. Когда же этого не последовало, он повернулся к Хафсе Азейне. Его взгляд выражал удивление и укор.

– Значит, вы приехали с делегацией чужеземцев? – поинтересовалась Сулейма.

– Я…

– Это сын старого друга, – оборвала его Хафса Азейна.

Сулейма переводила взгляд с Левиатуса на мать.

– Значит, сын старого друга…