Коп из захолустья - Борис Громов

Впрочем, не мне жаловаться. Что-то я сильно сомневаюсь, что создатели тяжелой боевой брони «Армаком Марк 3» даже чисто гипотетически предполагали возможность «скоростного спуска» живого человека внутри их изделия с околопланетной орбиты. Но – вот он я, все еще дышу и, кажется, даже шевелюсь.

В подтверждение своих мыслей, упираюсь ладонями в перекошенную палубу и, оттолкнувшись, перевожу себя из положения «лежа» в положение «сидя». Уже что-то хорошее. А что еще из хорошего? Ну, воздух снаружи, судя по показаниям датчиков, вполне пригоден для дыхания. Правда, «за бортом» сейчас минус двадцать шесть по Цельсию, но пока не сдохли аккумуляторы брони – насмерть я не замерзну. Главное – отключить все лишнее. Впрочем, ничего лишнего у меня сейчас и не подключено, все навесное оборудование и вооружение в полете хранилось отдельно, в многочисленных шкафах и стойках арсенала. А сейчас грудой искореженного железа разбросано вокруг… Так что до прибытия спасателей с базы шахтеров я дотянуть должен. Забавно вышло: летел среди них порядок наводить и законность восстанавливать, а теперь сам от них же помощи жду.

Еще забавнее выглядит факт ракетной атаки на корабль военно-космического флота Конфедерации на орбите входящей в состав этой самой Конфедерации планеты. Да еще и в непосредственной близости от военной орбитальной группы. У которой основная задача – как раз не допускать таких вот нападений… Два взвода Мобильной роты, весь экипаж «Аламо»…

Риггс! Вашу мать!!! Я же своими глазами видел, как в открытый космос вышвырнуло тело капрала Джозефа Риггса!!! Моего первого друга в Мобильной роте Голденкейпа, добряка и балагура, славного малого… Да как так-то?! Что вообще случилось?!!! Какого, мать вашу, черта, тут вообще творится?!!!

От едва не начавшейся панической атаки и истерики меня спасли голоса снаружи.

– Сканнер показывает наличие живого объекта вот здесь, внутри.

– Ой, брось, лейтенант, что тут вообще может быть живого? Если только тюлень забрался, они любопытные.

Второй голос странный какой-то, непонятный, вроде и мужской, но с какими-то женскими подвизгиваниями, будто у склочной и стервозной тетки.

– Они, Леруа, похоже, еще и умные очень. Залезли из любопытства, а теперь еще и активными сенсорами пользоваться научились. И нас сейчас, похоже, слушают во все уши, – скептически хмыкнул первый, тот, кого назвали лейтенантом.

Снаружи на какое-то время все замолкло.

– Эй, там, внутри, а ну-ка вылезай!

Я, конечно, далеко не морпех, и даже бойцом Мобильных сил полиции меня пока считать можно весьма условно, но звуки, слышные сейчас снаружи – это явно затворы залязгали. Как-то не очень похоже на гостеприимную встречу… Или это волнения среди шахтеров во что-то более серьезное переросли? Тогда при чем тут «лейтенант»? Ни у шахтеров, ни у сотрудников СБ[41] горнодобывающей компании званий нет… Ерунда какая-то. Особенно в комплекте с ракетной атакой на корабль ВКФ.

– Сейчас, все бросил и побежал, вприпрыжку, – огрызнулся я.

Отмалчиваться смысла нет, сканнеры снаружи не просто отлично «видят» меня, они при необходимости мой пульс сейчас посчитать могут. Так какой мне смысл отмалчиваться?

– Мне отлично видно, что ты не вооружен, сынок, – доносится снаружи голос безымянного лейтенанта. – Лучше выходи сам, не заставляй нас вытаскивать тебя оттуда силой.

Что-то я сильно сомневаюсь, что меня собираются куда-то вытаскивать. Скорее – просто пристрелят и бросят тут, среди вечных льдов и снега, который уже успел довольно толстым слоем запорошить палубу и присыпать многочисленные шкафы и шкафчики бывшего арсенала бывшего среднего транспортника ВКФ «Аламо»…

Беспомощно окидываю взглядом помещение: на палубе валяется несколько выброшенных при ударе из стоек автоматических винтовок, но они точно без боеприпасов. А где патроны – я даже и не знаю. Я не из экипажа «Аламо», а для посторонних тут указателей и поясняющих табличек на дверцах нет. Отбиваться мне, по факту, нечем. Если только в рукопашную идти. На полдюжины автоматических стволов, как минимум. Ой, как же хочется жить!!! Да вот только не предложат…

– Да пошел ты… лейтенант, сэр…

– Как скажешь, – хмыкают снаружи. – Капралка[42] Леруа, разберитесь-ка с этим упертым конфедератом.

– Эй, лейтенант, а почему я? Уж не попытка ли это дискриминации по гендерному признаку? – визгливых ноток в странном голосе стало больше, а о причинах странности я, похоже, догадался.

Ответ лейтенанта меня в моих подозрениях утвердил окончательно.

– Что вы, капралка Леруа, армия Соединенных Штатов крайне уважительно относится ко всем ста двадцати шести видам гендерного самоопределения граждан[43]. Более того, я отдаю этот приказ именно вам в виду вашего несомненного боевого опыта. Так как считаю, что никто лучше вас с поставленной задачей не справится.

Нет, я не совсем дикарь, и слышал о том, что порой у людей в голове случается какой-то гормональный или психологический сбой, и они начинают считать себя существами другого пола. Мне таких искренне жаль, но что поделать, иногда природа играет с людьми крайне жестокие шутки. Однако то, что в этом вопросе уже многие десятилетия творится у янки – иначе как апофеозом вырождения и назвать-то сложно. Наш учитель истории говорил, что вопрос отношения к так называемой «толерантности» в свое время стал едва ли не более важной причиной развала единого в тот момент государства, чем какие-то другие, экономические или политические.

– Не бзди, Леруа, – еще один голос снаружи довольно глумливо загоготал. – Или ты уже безоружного конфедерата боишься?

Рожу ворвавшегося после этих слов в арсенал через пробоину в борту… создания все еще кривило от ярости. Но глядя на это нелепое чучело в женской боевой броне, но при этом с бородой… Да еще и с кислотно-розовым «ирокезом» на голове… Сдержаться я не смог, даже не смотря на то, что в руках этот… эта… это… короче, эта особь сжимала весьма внушительного вида автоматический штурмовой карабин. Я заржал, взахлеб, до слез, не обращая внимания на боль в, похоже, сломанных ребрах.

– Лейтенант, будь человеком, убери этого щипаного попугая. Пусть меня нормальный солдат пристрелит. Да хоть ты сам…

– Ах ты ж ублюдок! – зашипело «оно». – Да я тебя, тварь, не просто пристрелю! Ты меня на коленях молить о смерти будешь, сапоги мне целовать, уговаривая тебе пулю в башку вогнать!!!