Викинг. Дитя Одина - Тим Северин

Моим первым впечатлением от пути на запад стал медленный, размеренный ход тяжело груженного кнорра. Он покачивался на длинных низких волнах, когда они, одна за другой, проходили под килем, и повторял одни и те же движения — вверх, вниз и легкий крен на борт. Взглянув на верхушку мачты, я заметил, что она вторит этим движениям, непрестанно вычерчивая круги на фоне неба. И каждое движение сопровождалось одной и той же последовательностью звуков — скрип напряженных снастей, когда судно поднималось на новую волну, чуть слышный стук мачтовой пятки в гнезде и плеск воды у штевня, когда кнорр опускался, а при крене что-то, плохо закрепленное, прокатывалось по днищу и глухо ударялось о борт. Я находил нечто завораживающие и утешительное в том, как жизнь на борту идет своей чередой, обусловленной расписанием и порядком наших трапез. Все начиналось на рассвете с rismdl, когда ночная смена получала холодный завтрак из сухого хлеба и овсяной каши; в середине утра на dagmal все корабельщики, кроме кормчего и смотрящего, собирались у маленького костра, разводимого из уголья на каменной плите, утвержденной на килевой кокоре в носу и защищенной от ветра, и принимали единственную на дню горячую пищу, обычно похлебку, хотя иногда бывала свежая рыба или вареная чайка, когда удавалось поймать. Наконец, при заходе солнца — ndttmdl, снова холодная пища — кислое молоко, skyr, и каша.

В первую же ночь, едва стемнело, Торвалль отвел меня в тихий уголок на палубе и велел смотреть вверх, в небо над темными очертаниями нашего паруса. Была еще весна, и ночи еще были темные, и можно было видеть звезды.

— Небо, — сказал он, — это свод черепа Имира, издревнего инеистого великана. Четыре карлика, Аустри, Вестри, Нордри и Судри, сидели по четырем углам, и они взяли искры и поместили их как звезды, и блуждающие, и закрепленные, чтобы освещать землю. Вот так боги сделали для нас возможным пролагать дороги по ночам.

Он показал мне leidarstjarna — Полярную звезду, по ночам она всегда стояла на одном и том же месте в небе — по правую руку от нас. Море было Торваллю родной стихией, каждый день в полдень он доставал маленький деревянный диск с зарубками по краю и метами, вырезанными на плоскости. Он поднимал его к небу так, что тень от маленького шестика в центре диска падала на резную поверхность, а потом задавал рулевому курс.

— Доверься богам, — говорил он мне. — Пока волки не нагонят солнце-Соль, она будет идти по небу, а мы следовать за ней понизу.

— А что делать, если облака и солнца не видать? — осмелился спросить я.

— Имей терпение! — рявкнул он.

Через два дня солнце закрыли не облака, а густой туман. Он был таким густым, что мы скользили словно в миске жидкого молока. Капли воды собирались на снастях из моржовой кожи, палуба потемнела от сырости, и в пятидесяти шагах ничего не было видно. Кнорр вполне мог ходить кругами, кормчий волновался и тревожился, и тут Торвалль вынул из кармана своего морского плаща плоский камень. Камень был тонкий и непрозрачный. Торвалль смотрел в него, поворачивая так и сяк в вытянутой руке. Наконец он указал вперед и немного в сторону.

— Держи так, — велел он, и рулевой подчинился ему без всяких вопросов.

Не считая двух дней, когда пришлось нам идти вслепую в тумане, полагаясь только на то, что Торвалль называл солнечным камнем, погода выдалась на удивление погожая, и все шло гладко. Торвалль непреложно верил во власть Тора над погодой и морем, и всякий раз, ловя рыбу на крючок в проводку, забрасывая удочку с кормы, непременно кидал малую часть улова в море — как жертвенное приношение. Никто не осмеливался в открытую осмеивать его, но я замечал, как некоторые корабельщики из числа крещеных обменивались насмешливыми взглядами и ухмылялись.

Тем не менее жертвоприношения Тору оказались весьма действенны. Даже морской болезнью никто не болел, кроме Гудрид, которую поддерживали служанки, когда ее рвало. И вот, на девятое утро, считая от того дня, как мы отплыли из Браттахлида, Торвалль потянул воздух носом и сказал твердо:

— Земля.

К вечеру мы тоже почуяли этот явный запах деревьев, доносившийся с запада. На десятое утро на горизонте показалось тонкая полоска — берег Винланда, а еще через сутки мы подошли к нему настолько близко, что Тюркир, Торвалль и другие, бывавшие здесь, смогли точно определить, где мы находимся. С помощью деревянного диска Торвалля кнорр пришел почти точно. Вожатаи объявили, что нам остался всего один дневной переход до того места, где находится зимовье Лейва.

Суша эта казалась необъятной. Берег прямо по курсу нашего корабля простирался в обе стороны так, словно нет ему ни конца, ни края. За береговой линией, где земля поднималась ступенями низких холмов, моему взгляду, насколько хватало глаз, открывалась темно-зеленая масса бесконечных лесов. По самому же берегу шли чередой серые мысы, разделенные глубокими бухтами и заливами. Порой там встречались песчаные отмели, но чаще — изъеденные морем скалы, о которые с грохотом разбивались волны. Отмели эти были цвета обыкновенно сероватого, кроме тех мест, где слой морских водорослей и лишайников добавлял зеленые и коричневые пятна. Всякому человеку из краев более теплых берег Винланда мог показаться суровым и устрашающим. Но мы пришли из пустынной Гренландии, а до этого — из Исландии, края не менее сурового. Нашим хуторянам Винланд обещал много. Они примечали первую зелень на лугах, которыми пестрела земля поодаль от берега, и первые побеги на низкорослых ивах и ольшанике. Бык и три коровы на борту тоже почуяли пастбище и забеспокоились, желая сойти на берег. Мы всматривались, выискивая следы пребывания скрелингов, а Тюркир, надо думать, мечтал вновь увидеть таинственных одноногое. Но ничего такого не было, земля казалась необитаемой.

Тем не менее Карлсефни был осторожен. Памятуя о смерти Торстейна от рук скрелингов, он подозвал двух наших «диких скоттов», Хаки и Хекью. Он сказал им, что хочет отправить их на берег, на разведку в глубь страны. Коль скоро они заметят скрелингов, говорил он, то должны избегать встречи с ними, затаиться и по мере возможности подсчитать число этих странных людей. Спустя три дня разведчики должны вернуться на берег, где корабль будет ждать их, став на якорь неподалеку. Хаки и Хекья наполнили котомки сушеной снедью, но ничего другого не взяли. Оба были в своей обычной одежде, имевшей вид грубого одеяла с разрезом для головы. На случай дождя имелся наголовник, но в остальном одеяние это было настолько несовершенно, что даже не запахивалось по бокам, если не считать единственной застежки, скреплявшей ткань между ногами. Больше ничего на них не было. Оба сели в запасную ладью, а Торвалль с несколькими людьми принялись грести к берегу. Там скотты вылезли прямо в воду, вброд добрались до суши и исчезли в кустах. Кроме одного-единственного ножа, при них не было ни оружия, ни других орудий, ни даже кремня и огнива, чтобы добыть огонь.

— Как поймают их скрелинги, так и подумают, что это люди из племени еще более жалкого, чем они сами, — сказал кто-то, когда мы взялись за весла и отвели кнорр на безопасное расстояние, вне досягаемости стрел.