Жестокое перемирие - Александр Тамоников

Все же это случилось. Наверное, какой-то демон вселился в украинских военных. Может быть, прошла ротация, и место выбывших бойцов заняли отморозки из западных регионов, не видящие разницы, кого и зачем забрасывать снарядами.

Колонна одолела не больше полутора километров, когда вдруг дрогнула земля, и несколько взрывов расцвели справа по курсу, метрах в двухстах. Перелет!

Закричали взрослые, заплакали дети. Симпатичная темноволосая женщина обняла девочку лет восьми. Носик у малышки сморщился, из глаз брызнули слезки.

– Стреляют! – заголосила дородная молодуха с воспаленными глазами.

– Граждане, без паники, сохраняйте спокойствие! – гаркнул немного побледневший водитель, похожий на Гришку Мелехова из старого советского «Тихого Дона». – Нас пугают, это несерьезный обстрел!

Снова ухнуло, в поле опять выросли яркие столбы. Теперь уже ближе. Разрывы снарядов явно следовали за колонной.

Механик-водитель бронетранспортера прибавил скорость. Из люка выбрался ополченец в шлеме, принялся жестикулировать, показывать водителю автобуса, мол, прибавь же обороты, тормоз!

Тот стиснул зубы, утопил разлапистую педаль в пол. Двигатель надрывно взревел, задергался корпус подержанного автобуса.

Тут у водителей легковушек, замыкающих колонну, сдали нервы. Ржавые «Жигули» обогнали по обочине автобус, вырвались вперед, стали обходить БТР. За ними устремилась разболтанная пятидверная «Нива». Все эти люди поняли, что их не пугают, убивают на полном серьезе.

Третий залп артиллерийских установок пришелся точно в цель. Практически всю колонну накрыло лавиной огня и столбами дыма. Примерно десять взрывов прогремели одновременно, не оставив людям никаких шансов.

Грохнуло у водителя под носом. Он, нашпигованный осколками, выпустил руль. Автобус с проломленным левым бортом на полном ходу скатился с обочины в водосток, лег на бок. Люди выпали из разбитых окон, одни мертвые, другие еще живые. Снова попадание, теперь уже в перевернутый автобус. Взмыли в воздух огрызки обшивки, фрагменты тел.

Подбитый БТР встал посреди дороги, развернулся поперек проезжей части. В его левый борт на полном ходу врезались «Жигули». Сплющился капот, смялся салон, вспыхнул разлившийся бензин. Кричали сдавленные, угодившие в ловушку люди.

Водителю «Нивы» удалось свернуть на обочину, но набранная скорость не позволила ему остановиться. Машина взлетела как лыжник на трамплине и покатилась кувырком по полю, теряя пассажиров и детали.

Двум последним легковушкам повезло больше. Одна свернула в поле и запрыгала по кочкам. Другая загорелась, но не сразу. Водитель и пассажиры успели выбраться и побежали, крича от страха, обратно к городу.

На дороге творилось что-то нереальное. Посреди нее чадили костры. Обстрел прекратился, но все самое страшное украинские артиллеристы уже сделали.

В «Жигулях» никто не выжил, пассажиры этой машины превращались в угольки. Из «Нивы», приземлившейся на крышу, кто-то со стоном выползал. В изувеченном автобусе тоже кто-то уцелел и теперь пытался вылезти оттуда, оглашая округу жалобным стоном. Из поврежденного БТР ополченцы вытащили раненого товарища, положили на обочину и побежали к автобусу помогать людям.

– Сволочи! – ругался один из них, подволакивая ногу. – Какие же, мать их, гады! А ведь завтра объявят во всех своих СМИ, что это мы сами собственных детей сожгли!

Из машины, застрявшей на поле, тоже бежали двое – пожилой мужчина и подросток лет пятнадцати. Ополченцы ворочали раскуроченные сиденья в горящем автобусе, вытаскивали женщину, которой зажало ноги. Кости на обеих лодыжках были переломаны, она истекала кровью, захлебывалась пеной.

Вскоре из города вынеслись несколько реанимобилей и пожарная машина.

Когда с восточной стороны донеслись звуки канонады, Андрей уже подходил к штабу ополчения, нетерпеливо посматривая на часы. Рабочий день давно начался, но он предупредил товарищей, что задержится. Окуленко встал как вкопанный, побледнел. Какое-то дурацкое неодолимое чувство. Нет, не может быть, это обстреливают что-то другое.

Залп повторился, за ним грянул еще один. Явно работала та самая проклятая батарея «Акаций». Мысли Андрея путались, холодная змейка поползла по позвоночнику.

Били явно не по городу, куда-то в сторону. Что находится к востоку от Ломова? Село Назарово, обстреливать которое может только тупой, поскольку в нем нет ничего, даже жителей. Там чистое поле, по которому в данный момент движется колонна с его семьей.

Он начал задыхаться от ужаса, хотел было кинуться бежать. Но куда?

Из штаба выскочили люди.

– Андрей, укропы колонну с беженцами накрыли! – выкрикнул однокашник старший лейтенант Тимохин, пытаясь застегнуть пояс с подсумком. – Из бэтээра сопровождения только что сообщили! У них контуженый и трехсотый! А в колонне просто каша какая-то… – Он с суеверным ужасом уставился на помертвевшего товарища.

Твою-то мать! Ведь этот парень предупредил, что сегодня отправляет свою семью в Россию.

Все происходило, как в нереальном сне. Окуленко прирос к земле, хотя прекрасно понимал, что надо что-то делать, как-то помогать. Его ноги сделались ватными. Он смутно помнил, как из-за угла выкатил открытый джип, в него загрузились какие-то люди, Андрей в их числе. По Пятницкой улице летели машины «Скорой помощи», спешили пожарные и спасатели.

Весть о разбомбленной колонне уже гуляла по городу. Люди тревожно переговаривались. Хватались за сердце те, кто отправил родных в Россию этим утром.

Джип трясся по загородной дороге, приближалась расстрелянная колонна. Андрей на что-то еще надеялся, дрожал, молился, упрашивал Господа о милости. Но все было тщетно.

Разбитые транспортные средства еще дымились. Вокруг них суетились медики, спасатели. Прибывали родственники потерпевших, помогали вытаскивать людей из искореженного железа.

Андрея чуть не вырвало. Это были уже не люди, а части тел, разорванные, нашпигованные осколками.

Он словно выбрался из спячки, скинул оцепенение и помчался, расталкивая людей, к каретам «Скорой помощи», куда на носилках доставляли тех, кто пострадал, но выжил. Бесчувственные окровавленные люди лежали на носилках, кто-то стонал. Их было совсем немного. Не больше полудюжины.

Андрей жадно всматривался в лица. Женщины, дети, все незнакомые. Вот кричащего ребенка загружают в салон машины. Медик с воспаленными глазами и запахом сивухи изо рта орет, что мальчишке оторвало обе ноги, нужно перевязать, вколоть реланиум и срочно везти в больницу.

Он до последнего не терял надежду. Кинулся к автобусу, подавляя тошноту, рылся в обломках. Повсюду кровь, куски человеческого мяса, обгорелая одежда. Снова тупое оцепенение.

Андрей пробрался в то место салона, куда усадил свою семью, и смотрел стеклянными глазами на окровавленный обезглавленный труп своей жены. Такое ощущение, что его вспороли огромным консервным ножом. Ни с чем не перепутать фиолетовую кофточку с блестками, которую они купили прошлой зимой на день рождения Ольги!