Два брата - Александр Волков

Сапожник в волнении поднялся с постели, расстегивая ворот рубахи, который вдруг начал душить его.

– Помилуй, господин писарь! Не может того быть. Николи столько не плачивал… А теперь и вовсе не могу: второй месяц не работаю…

– Нас сие не касаемо, – равнодушно ответил приказный. – В государеву казну деньги требуются. Все кругом обложены, не ты один. И платить надо обязательно.

Домна заголосила, охватив лицо ладонями:

– Да откуда же экую прорву денег взять!.. Пропали наши бедные головушки!..

– Замолчи, жена! – перебил ее Семен. – Господин писарь, войдите в положение…

– Ничего не могу сделать. – Писарь пожал плечами. – Завтрашний день неси деньги. Не уплатишь, добро твое на казну опишем и с торгу продадим.

– Господин писарь! – взмолился Ракитин. – Нельзя ли хоть отсрочить!

С этими словами он вытащил из кармана два медяка и сунул в руку приказного. Огненно-красная физиономия писаря заулыбалась, и он проворно спустил дар в привязанный у пояса кошель.

– Отсрочить в нашей воле, для хорошего человека не жалко…

– Будь отцом родным! – Семен низко поклонился приказному. – Хоть бы недельку…

– Это мы можем, – бормотал повеселевший писарь. – Ждите через неделю. – И он ушел.

Ракитин искал деньги три дня, и с каждым днем все ниже и ниже опускалась его голова.

– Видно, придется распрощаться с домом… – глухо признался он в своем бессилии, когда рухнула последняя надежда. – Выгонят голыми и босыми…

Домна завыла, как по покойнику. За ней заголосила, забилась маленькая Машутка. Беда нависла над домом Ракитиных.

– Тятька, – молвил смирно сидевший в углу Иван, – тятька… я боярину в кабалу[52]продамся… Коли на два года – три рубли дадут…

– Эх, сынок, сынок! – надрывно прошептал старый Семен. – В кабале люди гибнут… Раз запродался – век не вырвешься…

Иван был упрям. Он вбил себе в голову, что спасти отца от разорения можно только закабалившись, и переубедить его было невозможно.

Поздним вечером он пошел попрощаться с товарищем и рассказать о своем решении. Егорка долго сидел задумавшись, потом сразу оживился:

– Ваня! Ты погоди запродаваться! Сдастся мне, что можно извернуться…

– Как? – недоверчиво спросил Иван.

– Хочу одну игрушку сделать. Давно об ней думаю. Спать сегодня не буду, стану мастерить.

Егорка собрал инструменты, выпросил у Семена гвоздей, пару березовых чурбаков и принялся за работу. Иван неотступно сидел около него и подавал то нож, то гвозди, то молоток.

Прошли сутки, и забавная игрушка была готова.

На круглом основании стояли два дергунчика: русский и немец. Русский в длинной поддевке, в шапке, с бородой. Немец в кургузом кафтанчике, в парике, со шпажонкой на боку. Поза у немца задорная, вызывающая, длинный нос вздернут кверху. Русский стоит скромно, будто о чем-то просит.

Но вот дергают за нитки, и картина совершенно меняется. Русский поднимает кулаки и начинает дубасить немца. Напрасно тот бестолково машет руками, пытается защититься – удары приходятся ему по щекам, по макушке… Нос у немца опускается, паричок слетает, обнажая лысую шишковатую голову.

Егор достал красок и раскрасил дергунчиков.

Он показал действие своей игрушки в избе Ракитиных. Семен пришел в восторг:

– Как он его… По мордасам! По мордасам! Ну и выдумщик ты, Егорка! С этой затеей денег собрать, я чаю, можно…

– Дергунчиков показывать пойду я! – сказал Иван.

Спорить с парнем никто не стал. Семен сочинил подходящие стихи, и Иван отправился на Красную площадь.

Остановившись перед обжорным рядом, Иван привел дергунчиков в действие и бойко закричал:

Полюбуйся, народ,

Русский немчина бьет!

Лупит немчуру по мордасам:

Вот тебе московский пирог с квасом!

Вокруг Ивана мигом собралась огромная толпа. Задние не видели, в чем дело, спрашивали у передних. Те, хватаясь за животы от хохота, выкрикивали:

– Ой, уморушка!

– Русский немчуру колошматит!

– Эх, братцы, вот потеха так потеха!

– Нет, паря, кабы так всамделе…

– Умирать бы не надо!

Иван скинул шапку, и в нее полетели копейки и алтыны.

До вечера ходил Иван по рынкам. Его сопровождала огромная толпа зевак. Домой он вернулся с пригоршней медяков, Такого неслыханного успеха никто не ожидал.

На другой день Иван опять пошел по Москве. Сбор был уже не так велик, как в первый день.

На Лубянке к парню подошел Магницкий. Он долго смотрел на забавную драку русского с немцем, бросил пятак и спросил:

– Чья работа?

– Егора Маркова.

– Какого Маркова? Того, что в Навигацкой?

– Того самого.

– Продай игрушку!

– Сколько дашь?

– Полтину.

Иван сообразил, что для уплаты налога не хватает как раз полтины, а Егорка может сделать новых дергунчиков, и согласился. Игрушка, купленная Магницким, заняла почетное место в его кабинете.

В назначенный срок налог был уплачен сполна. Семен Ракитин не знал, как и благодарить Егора.

В декабре 1704 года Петр болел лихорадкой. Но и лежа в постели, в жару, с пересохшими, растрескавшимися губами, царь не оставлял государственных дел. Он вызвал к себе Магницкого.

Магницкий, в парадном костюме, в парике, скромно вошел в спальню Петра, поклонился.

– Садись, – подозвал его Петр. – Сказывай, как Навигацкая школа?

Этим своим детищем, первым высшим учебным заведением России, царь гордился и всегда интересовался. Магницкий сделал подробный доклад, перечислил нужды школы.

– Все?

– Не все, государь! Учится у нас один паренек из посадских детей. И сей паренек на науку и на всякое мастерство оказался остроты необычной…

Петр заинтересовался, приподнялся на локте, нетерпеливо пробормотал:

– К какому мастерству он способен?

– Ко всякому, ваше величество. В бытность свою до школы арбалеты изрядного боя делал. Теперь мне и учителям помощь оказывает: приборы всякие чинит и в любом механизме сразу толк берет.

– Обязательно на сего паренька своими глазами погляжу, – сказал Петр, – и, коли правду говоришь, дела ему много дам. Как его прозвание? Егор Марков? Запомню. Когда поправлюсь, приеду к вам в школу.