Марионетка для вампира - Ольга Горышина

Я села на край стола, потому как не обнаружила никаких стульев, кроме табуретки. Очень низенькой, а сидеть в позе орла мне не хотелось.

— Про молоко или специи? — усмехнулся карлик.

— Да про все!

— Не шучу. У пана Драксния действительно аллергия, даже на перец. А молоко… Он пьет его как воду. Наверное, ему не нравится моя стряпня…

— Так это ты все готовишь? — Карлик кивнул. — Ужин был великолепен. А печенку я просто не люблю, извини.

— Это пан Драксний настоял. Тоже в качестве лекарства. Я тут человек подневольный, сама понимаешь…

Он протянул мне дымящуюся кружку, и я чихнула. Может, аллергия заразна, а я сидела со стариком бок о бок целых пять минут!

— Вот видите. А говорили, что здоровы.

В дверях кухни стоял барон. Стоял на самом краю темной полосы. Я увидела белые манжеты. Он был в пиджаке, при параде. И тоже в перчатках. Мерзнет? Или это такой этикет? А вот лица совсем не было видно, но очертание подбородка полностью соответствовало марионетке. Шрамы действительно такие страшные, раз он так тщательно охраняет их от меня?

— Нехорошо врать, — добавил барон, как я надеялась, к своей предыдущей фразе.

— Здесь уже не тепло. Я послал пана Драксния растопить камин в вашей спальне. И сейчас вы туда вернетесь. Я провожу вас.

Или отконвоирую, хотелось добавить мне, но барон приказал пить, и я пила. Я тоже человек подневольный. Будем считать это частью контракта. Пусть еще и не подписанного. Такой вот корпоратив в одно рыло. Впрочем, кто знает… Может, барон тоже успел принять на грудь, потому сделался вдруг таким добрым, что соизволил не только заговорить с женщиной, но и проводить. Лед тронулся, господа! Тушите свечи! Впрочем, их никто здесь и не зажигал.

Барон протянул мне руку, но я замешкалась, и Милан, с видимым даже в кромешной тьме раздражением, схватил меня за руку. Левую, и тут же нащупал кольцо.

— Странная вы женщина, пани Вера. Кто ж прячет кольца! Тем более обручальные. Их принято носить напоказ…

— У меня мерзнут руки, — пролепетала я заготовленную ложь, вдруг испугавшись, что барон ни на минуту не поверил в то, что я невеста Яна.

В самом деле, если у них были отношения по типу отец-сын, Ян бы хоть словечком да обмолвился после возвращения с чемпионата мира о том, что втюрился в русскую красавицу. Но ведь свадьбу придумал пан Ондржей. На ходу. Полном!

— Я найду для вас, — продолжал барон вкрадчиво, и от звука его мягкого голоса у меня медленно, но верно холодело все как внутри, так и снаружи, — такие перчатки, которые греют руки, и при этом не прячут прекрасные камни.

Мне ничего не оставалось, как поблагодарить. Если это просто любезность, а не срывание масок, то маша-растеряша, вроде меня, всегда может сказать, что у нее раздражение на любые другие перчатки, кроме хлопковых. Пану Дракснию можно иметь аллергию на специи. Чем я хуже старика?!

— Вы, главное, не бойтесь…

Я чуть не спросила — чего, но в самый последний момент моя занятая непонятно чем голова сообразила, что барон говорит о темноте. Полюбопытствовать бы, как он видит хоть что-то в этой тьме?! Может, отдерни они портьеры, я бы сумела самостоятельно пробежать по лунной дорожке. Так нет же! Устроили тут черную комнату! Точно собрались пленку проявлять!

— А как вы видите, куда идете? — не выдержала я через пару шагов в черное никуда.

— Как все слепые. Чувствую предметы. Помню их месторасположение в доме. Знаю число шагов от двери до двери…

Я едва слышно усмехнулась. Для храбрости, а не потому что нашла в словах своего провожатого что-то смешное.

— Но вы же не слепой! — добавила я для пущего спокойствия и чтобы подхватить нить с таким трудом зародившегося разговора.

— Почти слепой. Но пусть вас это нисколько не смущает. Особняк я знаю, как свои пять пальцев…

Теперь и я знала все его пять пальцев, которые от страха сжимала с такой силой, что ни его кожаная перчатка, ни моя хлопковая не стали помехой полному слиянию наших рук. Один шаг. Два. Три. Я действительно начала считать шаги, нащупав свободной рукой дверной косяк. Вслух!

— Една, два, три…

— Осмнац, — шепнул барон мне на ухо, и я действительно уткнулась в дверь на восемнадцатом шагу.

Барон открыл ее, и я думала увидеть гостиную, но предусмотрительный хозяин повел меня обходным путем, чтобы я не вздумала разглядывать его в отблесках камина. Глупый, даже не догадывается, что я знаю каждую черточку его лица и особенно выемку на подбородке, из которой постоянно приходилось выковыривать лишний клейстер, накладывая очередной слой бумаги для папье-маше.

Наконец моя рука нащупала перила лестницы, но ноги оставались на нижнем этаже, потому что вторая рука была натянута, точно гитарная струна. Барон оттягивал меня от лестницы, оттягивая тем самым момент расставания. Во всяком случае, я льстила себе в таком ключе.

— Чем вы планируете заняться завтра, пани Вера?

Прямо-таки светская беседа получается! Браво, господин барон! Вы выздоравливаете на глазах! Пусть даже мои глаза вас по-прежнему не видят.

— Еще не знаю, — ответила я нарочито небрежно. На всякий случай. Вдруг он решился составить мне компанию и днем. — А что бы вы посоветовали?

Барон не ответил. Типа, задумался. Будто в его заснеженном поместье большой выбор развлечений. Или он все же решал, когда лучше назначить мне второе свидание. Размечталась!

— Прогулку я вам не советую, — выдал он отсутствующим тоном. — Вы еще недостаточно здоровы, чтобы покидать дом.

А вы надеетесь, что я в скорости выздоровлю окончательно? Дудки! Буду вам назло шмыгать носом!

И я действительно шумно втянула в себя холодный воздух. Стоять у лестницы было действительно губительно для моего неокрепшего организма. Барон понял это и потянул меня на лестницу.

— Как насчет чтения? У меня обширная библиотека… Там есть книги, насчитывающие несколько столетий.

— О, да, с одной из них Карличек меня уже познакомил…

— Карличек? Я бы не доверял его литературному вкусу.

— Зато у него прекрасное чувство юмора! — почти рассмеялась я.

— О, да. Бесспорно, он куда более приятный и интересный собеседник, чем я.

Мы уже преодолели лестницу и стояли подле двери в мою спальню, из которой приятно тянуло дымком и теплом. Только расставаться на такой самоуничижительный для барона ноте было нельзя. Неприятный осадок от разговора убьет в душе Милана все ростки нашей возможной дружбы.

— Напротив, пан барон, я бы с удовольствием побеседовала с вами еще… Только…

Я замерла… Мне послышался мышиный писк. Только не это!

— Только что? — барон даже, кажется, придвинулся ко мне, так близко прозвучал его голос.