Нелегкая победа - Велма Финнеган

— Вам надо было стать тренером — вы заслужили бы славу. Посмертно. Потому что ваши подопечные просто придушили бы вас во сне.

— Именно поэтому я тренирую только вас, — парировал Рон. — Во-первых, вы слишком осторожны, чтобы пойти на убийство, а во-вторых, слишком слабы, чтобы меня придушить. Но вы знаете, мне нравится направление ваших мыслей. Ведь у каждого чемпиона довольно сильно выражена агрессия. Теперь я действительно уверен, что мы движемся в правильном направлении.

Патриция и сама видела, что тренировки не проходят даром. Конечно, у нее болели все мышцы, а по утрам и после упражнений было ощущение, что на теле нет живого места. Но при этом она уже свободно могла спускаться и подниматься по лестнице, бегать, ездить на велосипеде. Как спортсменка, она прекрасно понимала, что физический дискомфорт, который она постоянно испытывает, это положительный знак. Последнее время ее гораздо больше беспокоило нечто другое. По мере выздоровления она стала с удивлением замечать за собой эмоциональные проявления, которые, если когда-то и были ей свойственны, то разве только в годы далекой юности. С каждым днем эти непонятно откуда взявшиеся чувства все больше и больше овладевали ею, и это уже приводило ее в замешательство.

— Еще раз. Жмите!.. Больно?

Теперь Патриции осталось выжать вес последний, двенадцатый раз. Она уперлась руками в подлокотники и, вытянув ноги, навалилась на педали. Все ее мышцы болезненно напряглись, спина выгнулась дугой. Гири, подвешенные за спиной, звякнули и начали медленно подниматься. И вдруг левую ногу пронзила резкая боль.

— Ай! — вскрикнула Патриция и, отпустив педали, скорчилась на сиденье, прижав руки к колену. Сквозь лихорадочный стук сердца она услышала тяжелый звук падения гирь и громкий крик Рона:

— Что случилось?

Патриция почувствовала, как его прохладные пальцы дотрагиваются до горящей огнем левой ноги.

— Где больно, здесь?

Девушка только кивнула головой. Она готова была заплакать от боли. Его руки бережно коснулись шрама и, охватив пальцами ногу чуть выше колена, начали ощупывать ее массирующими движениями. Неожиданно новое острое ощущение пронзило Патрицию. Она вздрогнула и чуть было снова не вскрикнула, как вдруг поняла, что это не боль. Крик застрял у нее в горле, и она, сама того не желая, густо покраснела. Несколько секунд она не могла пошевельнуться, потом начала молча освобождаться от его рук.

Боже мой, только бы он ничего не понял, лихорадочно думала Патриция.

Но Рон уже убрал руки, решив, что сделал ей больно.

— Хорошо, хорошо, я не буду трогать. Скажите мне только, где и как болит, — проговорил он озабоченно. — Я боюсь, что мог разойтись шов.

— Ради Бога, не беспокойтесь, — сказала Патриция прерывающимся голосом. Сердце ухало у нее в груди, и она с трудом могла говорить. — Ничего страшного не случилось. Просто потянула связки. Это тоже бывает очень болезненно.

— Ну хорошо, тогда дайте мне осмотреть шов, — сказал он и снова мягко коснулся пальцами ее колена.

Это застало ее врасплох, и она не успела подавить судорожный вздох. Проклиная себя за несдержанность, которая могла выдать ее, Патриция опять отвела его руку.

— Я уверяю вас, со мной все в полном порядке, — сказала она, справившись наконец со своим голосом. — Давайте лучше продолжим тренировку.

И она мужественно поставила ноги на педали.

— Нет-нет, занятия на сегодня окончены, — твердо сказал Рон, расстегивая страховочные ремни. — И мне действительно надо осмотреть ваше колено, — прибавил он голосом, не терпящим возражений.

Он помог ей выпутаться из ремней и встать на ноги, потом взял за талию и, приподняв, посадил на стол. Затем слегка наклонился, согнул и разогнул ее левую ногу, еще раз внимательно осматривая и ощупывая шрам.

— Слава Богу! — выдохнул он с облегчением. — Шов совершенно сухой, и я не чувствую никаких признаков опухоли. Кажется, действительно обошлось.

Он стал ощупывать одновременно обе ноги, видимо, для того, чтобы сравнить их, и когда его пальцы коснулись влажной кожи под коленками, Патриция еще раз почувствовала, что дрожь блаженства молнией пробежала по ее спине и затихла где-то ниже поясницы. Она снова судорожно вздохнула. Ее затуманившиеся глаза остановились на его густых черных волосах. Патриции так захотелось пригладить их, зарыться в них пальцами, прижать к себе эту красивую голову…

Она с трудом отвела взгляд. Но через секунду ее глаза, как притянутые магнитом, опять смотрели на него. Она видела совсем близко от себя его мускулистую спину и широкие плечи, обтянутые тонкой футболкой, она чувствовала его неповторимый мужской запах, смешанный с ароматом одеколона, и от всего этого у Патриции кружилась голова. Рон стоял, слегка наклонившись к ее ногам, нежно и умело массируя напряженные мышцы. Его поза была такой непринужденной, движения такими легкими, а тело таким стройным, гибким и сильным, что она вдруг подумала, что такими, наверное, и были греческие полубоги.

С первого дня своего пребывания в этом доме Патриция сказала себе, что Рон Флетчер — герой не ее романа, что это не тот тип мужчины, каким она могла бы увлечься. Но чувства, которые она испытывала уже много дней, начисто опровергали ее умственные построения.

Она наконец вынуждена была признать, что слишком долго была одна, слишком долго не подпускала к себе мужчин, и что теперь вынуждена расплачиваться за годы воздержания. Приступы непреодолимого волнения случались с ней каждый раз, когда Рон оказывался рядом с ней. А хуже всего было, когда они оставались наедине.

Что именно сыграло с ней такую злую шутку, его ли мужская привлекательность вкупе с чувством юмора и умением держать себя в руках, или просто то, что он был первым за многие годы мужчиной, которому удалось так сблизиться с ней? Она не могла ответить на этот вопрос. Но ее отношение к Рону Флетчеру можно было назвать как угодно, только не равнодушием.

Самым ужасным для Патриции было то, что чем больше она боялась, что он почувствует ее возбуждение от своих прикосновений, тем больше они ее возбуждали. Последнее время его присутствие на тренировках сводило ее с ума. Когда он спокойным оценивающим взглядом наблюдал, как ее потное тело бесстыдно выгибается дугой, ей казалось, что она сейчас умрет от смущения. Даже боль и усталость не в состоянии были заглушить пожар, полыхавший у нее внутри, когда она, обессилено откинувшись на сидении «Наутилуса», чувствовала, как Рон прикасается к ней, расстегивая страховочные ремни и помогая ей встать на ноги. А самые сильные и постыдные в ее понимании эмоции она испытывала, когда он, посадив ее на стол, ощупывал больную ногу и делал ей расслабляющий массаж. Ей приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать, когда его прохладные пальцы дотрагивались до разгоряченной кожи, особенно когда они легко касались нежных мест под коленками. Патриция изо всех сил пыталась относиться к этому спокойно, как к лечебной процедуре, но не могла…

— На сегодня все, — сказал Рон, возвращая ее с небес на землю. Он обхватил ее за талию и поставил на пол. Видимо на ее лице все еще сохранилось выражение замешательства, потому что он улыбнулся и как-то почти по-отцовски потрепал ее по бедру. В этот момент он стоял еще совсем близко к ней, их тела даже слегка соприкасались, и она вдруг представила себе, как в этом призрачном полумраке его красивое мужественное лицо склоняется к ней, как его горячие губы касаются ее губ, а его сильные пальцы гладят ее волосы, щеки, шею…