Последняя аристократка - Лариса Шкатула

В наступившей затем тишине особенно явственно прозвучал звук отодвинутого Аполлоном стула. А следом появился и он сам.

Махоркин побледнел. Он шумно глотнул и просипел:

— Товарищ капитан…

— Забылся, мерзавец?! Какой я товарищ врагу народа?

— Простите, гражданин капитан…

— То-то же! Иди, Махоркин, мы приняли к сведению твою информацию.

Тот кланялся и пятился до самой двери, пока не вывалился в нее, зацепившись за порог.

— В живых его оставлять нельзя, — сказал, как припечатал Аполлон.

Аренский испугался. Тогда он подумал не о том, как спокойно Аполлон решает, жить человеку или не жить, а о том, что убивать придется самому Арнольду. То есть делать то, чего он прежде не делал. Наверное, в тот момент он выглядел жалко.

— Но я не могу этого сделать…

— Да кто ж тебя заставляет? — откровенно изумился Аполлон. — Я не урка какой-нибудь, чтобы тебя кровью повязывать. Ты и так никуда не денешься, с края земли-то!.. А для такого дела у нас свои специалисты имеются. Знаешь, как мясники на бойне скотину убивают? С одного удара. В документах пометку сделаем: убит при попытке к бегству. Насчет этого у нас из Москвы четкая директива: бежать никто не должен. Заодно патроны на него спишем. По свободе как-нибудь надо будет на охоту сходить. Мне теперь есть для кого стараться.

— Послушай, Аполлон, а может, ну его…

Тот обратил наконец на лейтенанта внимательный взгляд.

— Да ты никак струсил?

— Но он же ничего плохого не сделал.

— Пока не сделал. Но собирался. И даже смел тебе угрожать. Дурак, одним словом. К тому же, дурак из пугливых. Такой от страха может бед наделать… И что это я тебя уговариваю? Ты своего Всемогущего вспомни. Для него каторжник был никто. Как бы и не человек вовсе, так, насекомое… А те, кого они этому… Аралу в жертву приносили? Или ты не знал? Старались, чтобы подольше мучились. Сразу двух зайцев убивали — страху на рабов нагоняли и свою веру блюли. Мол, чем жертва больше мучается, тем ихнему богу лучше. Крики и стоны для него были все равно, что елей… А мы? Ножичек в спину, он ничего и не почувствует!

И сказал почти без перехода:

— Знаешь, как меня Юлия называет? Поль. А что, мне нравится.

"Поль! — с внезапной злостью подумал Арнольд. — Ванька-Каин — тебе куда бы больше подошло!"

Но тут же устыдился: друг хочет сделать как лучше — именно друг, которых, если подумать, давно у него не было. Чего же на него без причины злиться? Кто для Арнольда делал больше? Рейно? Он вспомнил приятеля, но отказался от собственной мысли. Какой к черту друг! Даже на письмо не ответил. Рыба-прилипала он, вот кто. А Аполлон хочет помочь бескорыстно. Да и какая ему корысть от дружбы с зеленым лейтенантом, который не может убрать своего врага собственными руками!

— Слышь, Аренский, я все хочу спросить: ты к нам на Соловки как, по зову сердца прибыл?

— Да какой там зов! — с досадой отозвался Арнольд, вспоминая, как стоял навытяжку перед комсомольским бюро университета и пытался объяснить, почему в анкете на вопрос, есть ли родственники за границей, он написал "нет". — Кто-то донес, что у меня мать в Англии живет, а я от всех это скрываю, потому что английский шпион.

— И как же ты из этого дерьма выкрутился? — подивился Аполлон.

— Поневоле начнешь верить в ангела-хранителя. Кому-то пришло в голову сделать запрос в Англию. Оказалось, она давно умерла.

— Умерла, но на Соловки тебя все-таки отправили.

— Потому, что я-то о смерти матери не знал и, выходит, сознательно пытался ввести в заблуждение Органы.

— Дешево отделался, — заключил Аполлон. — Значит, пока судьба к тебе благоволит, зря её не испытывай… Мне профессор говорил, как это будет по-английски, но я забыл. Помню только русский перевод: не дергай тигра за усы. Понял?

— Так точно, товарищ капитан!

— То-то! А теперь сгоняй за кипяточком. Чай пить будем. У баб конфеты подшмонали.

Через год после происшедших событий Аполлон Кузьмич Ковалев, капитан СЛОНа, начальник информационно-следственной части, построил себе дом. Не такой уж большой, всего из трех комнат, но двухэтажный. На первом этаже была гостиная и столовая, на втором этаже — огромная спальня, куда вела широкая деревянная лестница с резными балясинами.

Дом строили умельцы, которых в таком многолюдном лагере, как соловецкий, всегда можно было найти.

Внутренним убранством руководила Юлия, — её с самого первого дня оставил для себя Аполлон, хотя на красавицу-блондинку заглядывались и офицеры из других подразделений. В отличие от Ковалева, подобных женщин они могли иметь лишь в качестве наложниц, потому что у большинства чекистов имелись законные жены, а Аполлон был холостяком.

Ни один из офицеров СЛОНа не обустраивал свое жилище с такой любовью, как он. Например, другие семейные офицеры предпочитали пользоваться парашами, которые по утрам выносили кухарки и горничные из заключенных. А в дом Аполлона не только провели самый настоящий водопровод, но и сделали канализацию, так что Юлия могла, когда ей заблагорассудится, принимать ванну. Умельцы исхитрились сделать её из металлической цистерны, разрезав емкость поперек и тщательно обработав края, чтобы гражданская жена капитана невзначай не попортила свою нежную белую кожу.

Из окна спальни открывался вид на Белое море, которое большую часть года выглядело неприветливым, серо-свинцовым, и Юлия жаловалась, что ей на это море "холодно смотреть".

Подле огромной деревянной кровати, сделанной по особому заказу Аполлона, — его возлюбленная любила простор — лежала огромная шкура белого медведя, которую хозяин дома ухитрился достать у местных жителей. Широкое, во всю кровать стеганное одеяло из гагачьего пуха прекрасно согревало даже в самые холодные дни, тем более что и система отопления с прокладкой труб внутри стен тоже могла считаться уникальной. Она была изобретена по ходу дела известнейшим ученым-теплотехником, который во время строительства впервые за много лет не только ел вволю, но и занимался делом, которое всегда любил.

На первом этаже Юлия захотела иметь камин, который заключенные, конечно же, выложили. И теперь вечерами голубоглазая возлюбленная капитана могла часами сидеть в кресле-качалке и смотреть на огонь, улыбаясь своим мыслям.

Если Аполлон чего-то боялся, то лишь того, что в один прекрасный момент Юлия исчезнет, как будто её и не было, а из его жизни уйдет всякий смысл, потому что теперь он хотел только одного: быть всегда с нею рядом.

Он понимал, что Юлия к нему снизошла. Прежде Аполлон о таком не задумывался. Нужно ему было женщину — брал. Что она чувствовала при этом, его не волновало. Ведь он не имел привычки обижать женщин. Он никогда не причинял им боли, если этого не требовали интересы службы, и обычно ту, которой пользовался, щедро одаривал, так что среди женщин-заключенных пользовался некоторым уважением. Говорили: