Хельсрич - Аарон Дембски-Боуден

Громкие крики волнами врезались в его броню. Гримальд поднял булаву, грозя атакуемым небесам.

— Это наш город! Это наш мир! Скажите это! Скажите это! Выкрикните это так, чтобы эти ублюдки на орбите услышали вашу ярость! Наш город! Наш мир!

— НАШ ГОРОД! НАШ МИР!

Вновь ликование. Гримальд обратился к приближавшимся ордам:

— Бегите, чужеродные псы! Идите ко мне! Идите к нам! Придите и умрите в крови и огне!

— В КРОВИ И ОГНЕ!

Реклюзиарх прорезал воздух крозиусом, словно приказывая своим людям наступать.

— За Храмовников! За Стальной легион! За Хельсрич!

— ЗА ХЕЛЬСРИЧ!

— Громче!

— ЗА ХЕЛЬСРИЧ!

— Они не могут слышать вас, братья!

— ЗА ХЕЛЬСРИЧ!

— Бросайтесь на эти стены, уродливые шакалы! Умрите на наших клинках! Я Гримальд из Черных Храмовников, и я сброшу ваши мерзкие трупы с этих священных стен!

— ГРИМАЛЬД! ГРИМАЛЬД! ГРИМАЛЬД!

Гримальд кивнул, не отрывая взгляда от пустошей, позволяя радостным крикам смешаться с ревущим ветром и зная, что тот донесет крики до приближающихся врагов.

Голос по вокс-связи выдернул его из задумчивости.

— Впервые со времени нашего прилета, — промолвил Артарион, — ты стал самим собой.

— У нас здесь война, — ответил капеллан. — С прошлым покончено. Неро, сколько времени в запасе?

Апотекарий склонил набок голову, несколько мгновений созерцая полчища врагов.

— Шесть минут до зоны досягаемости настенных орудий.

Гримальд встал среди гвардейцев. Продолжая славить имя рыцаря, они тем не менее почтительно отступили от него на полшага.

— Грифы! — позвал он. — Я должен поговорить с полковником Натеттом и майорами Оросом и Йоханом. Где ваши офицеры?

Много чего может случиться за шесть минут, особенно если кто-то располагает силами целого города-крепости.

Дюжины серых истребителей 5082-й эскадрильи «Рожденных в небе» несутся над вражескими ордами, обрушивая на них смертоносный огонь. Застрекотали автопушки, поливая металлом врага. Лазпушки испускают лучи, от яркости которых слепнут глаза, уничтожая немногочисленные тяжелые танки, представленные в этой первой атаке орков.

Гримальд стоял на стене с оружием в руках, наблюдая, как «Громы» и «Молнии» Барасата сеяли с небес опустошение и смерть. Он был ветераном двух сотен войн. И с холодной ясностью осознавал, когда что-либо оказывалось бесполезным.

Каждая вражеская смерть облегчает нашу задачу, думал он, заставляя себя верить в это, пока безбрежное море врагов подкатывалось все ближе.

Приам также остался равнодушным.

— В лучшем случае действия Барасата не эффективнее плевков в волну прилива.

— Каждая смерть на счету, — возразил Гримальд. — Каждая жизнь, отнятая там, означает меньше врагов, нападающих на стены.

Громадное чудовище, этакий мамонт в броне, заревел, обрушиваясь на землю, когда брюхо и ноги ему прорезало очередью из лазпушки. Орки вывалились из паланкина, исчезая в пучине ревущего войска. Гримальд молился, чтобы тварей раздавили их же собратья.

На его ретинальном дисплее красным замерцали руны обратного отсчета.

Он воздел крозиус.

Вдоль северной стены сотни бочкообразных башен начали наводиться на цели. Скрипя механизмами, они принимали горизонтальное положение, оставляя город уязвимым сверху.

Вокруг каждой башни в готовности стояло по группе солдат — заряжающие, наводчики, вокс-связисты, адъютанты, все в ожидании приказа.

— Настенные орудия, — по воксу сообщил Гримальду Неро. — Теперь настенные орудия.

Реклюзиарх рассек воздух сверкающей булавой, выкрикнув лишь одно слово:

— Огонь!

Кратеры разверзлись в ордах врага. Ужасные взрывы, разбрасывая грязь, осколки металла, куски тел и внутренностей, ежесекундно сотрясали землю. Канониры Хельсрича просто не могли промахнуться, имея перед собой сплошную стену из вражеских тел.

Тысячи умерли при первом залпе. Но еще больше продолжало наступать.

— Перезарядить! — рявкнула в вокс одинокая фигура в черных доспехах.

Сами стены вновь вздрогнули, дрожь пронеслась через рокрит, когда раздался второй залп. И третий. И четвертый. Для вменяемой армии подобное уничтожение равнялось бы катастрофе. Потеряв целые легионы, уцелевшие наверняка обратились бы в бегство.

Но ксеносы, обезумевшие от крови и выкрикивающие во всю глотку свои боевые кличи, даже не замедлили движения. Они проигнорировали своих убитых, затоптали раненых и волной обрушились на стены.

Не имея в распоряжении ничего, способного сокрушить многометровые по толщине ворота северной стены, обезумевшие твари начали карабкаться вверх.

Я всегда верил, что в первых мгновениях битвы есть нечто прекрасное. Это время самого сильного накала эмоций: страха смертных, пугающей жажды крови и воплей врагов человечества. Безупречность человеческой расы — это первое, что открывается противнику в такой миг.

Организованным порядком сотни солдат Стального легиона выступили вперед. Они двигались, словно части единого целого. Словно отражение, растянувшееся до бесконечности, каждый мужчина и женщина в линии подняли свои лазганы над стеной и направили вниз, на вопящие и цепляющиеся волны зеленокожих. Ксеносы подтягивались на когтях, карабкались по лестницам и шестам, поднимались на завывающих прыжковых ранцах.

И все это было тщетно.

Треск тысяч лазганов, сливаясь воедино, сплетался в песнь, странным образом воскрешавшую воспоминания. Песнь о дисциплине, о вызове, силе и доблести. Более того, в первый раз защитники могли излить свою ярость на нападающих. Каждый солдат в строю давит на курок, и лазерные винтовки рявкают, плюясь смертью. Лазерные разряды вонзаются в зеленую плоть, разрывая тела на куски, отшвыривая орков на землю далеко внизу, чтобы там их затоптали сапоги их же сородичей.

Истребители Барасата снуют в небе, их орудия, заикаясь, все еще поливают огнем врагов. Но цели изменились — теперь пилоты чаще обрушивают ярость на самоходную артиллерию, что только теперь добралась до наступающей армии.

Я смотрю, как сбивают первый из наших истребителей. Противовоздушный огонь ведет похожая на кучу хлама «Гидра», два ее оставшихся ствола отслеживают группу «Молний». Взрыв почти незаметен — раздается приглушенный хлопок, когда детонируют полные баки, и визг двигателей, когда истребитель по спирали падает вниз.

Его крылья оторваны. Он соприкасается с землей в виде объятых пламенем обломков, сминая вражеские ряды. Похоже, пилот убил больше врагов в смерти, чем при жизни. Это печально, однако меня заботит лишь то, что теперь еще больше захватчиков мертвы.