Прерванный полет - Марк Фурман

Всю вторую половину дня Ларионов провел в МУРе. Конечно, будь Корначев и Виктор рядом ему было бы полегче. А так самому приходилось печатать постановления, просить ускорить экспертизы, анализировать те, пока скудные результаты, которых удалось достичь. Опыт интуитивно подсказывал ему, что они находятся наконец у подножья того барьера, за которым скрыта тайна гибели Жигулевой.

Средь бела дня преступники ушли от погони. Досадно, конечно, но чего не бывает в их работе. Если эти люди не покинули столицу (а в глубине души он на это надеялся), рано или поздно удастся выйти на их след. К концу дня портреты, «нарисованные» с помощью фоторобота, разойдутся в разных направлениях. Фотографии, размноженные в сотнях экземпляров, появятся повсюду, в том числе у участковых и рядовых милиционеров, у начальников райотделов, сотрудников ГАИ и уголовного розыска. Придется проверить немало честных, порядочных людей, не имеющих никакого отношения к делу Жигулевой. Из-за внешнего сходства с преступником кто-то опоздает на работу, пропустит электричку или автобус, опоздает на свидание к любимой, не попадет в театр, на стадион или в кино. Но иначе нельзя. Бывало, что таким путем они выходили из тупика.

Ларионов сходил в биологическую лабораторию. Тут настоящее царство сложных приборов. Он отметил, что если в других лабораториях оперативно-технического отдела работают преимущественно мужчины, то в биологической — сплошь женщины. Здесь исследуются следы крови, слюны, пота, прочих выделений человеческого организма.

Предварительный результат экспертизы двух окурков, изъятых из гаража, оказался обнадеживающим. Слюна на одном совпадала па группе со слюной, обнаруженной на окурке сигареты, найденном в салоне «Жигулей». Совпадала и марка сигарет — «Золотое руно». Это уже было существенно. Но кто мог исключить вероятность совпадения?

Других доказательств пока не имелось. Оставалось ждать, завтра Корначев в Белозерске эксгумирует труп. Если у Жигулевой среди костей скелета обнаружится след перелома, причем сравнительно недавнего, можно с большой долей вероятности предположить, что направление на рентген принадлежало этой женщине. Возможно, и Тропников в Ильичевеке разузнает что-то любопытное о странном путешествии к морю московского инженера Боченкова…

От дум Ларионова отвлек Казарян: — Мы уже закончили, Юрий Трофимович. — Он подошел, держа в руках три влажные фотографии.

Ларионов взял карточки. Чужие, абсолютно незнакомые лица.

— Покажите, Артур Христофорович, на работе, дома, соседям. Но будьте осторожны. Больше никакой самодеятельности и поездок. В любой ситуации звоните по телефону «02». Все наши службы оповещены, вашу фамилию дежурные знают.

Ларионов попрощался с экспертами и вместе с Казаряном вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождик. Погода разительно переменилась по сравнению со вчерашней жарой.

— Вам куда, Артур Христофорович? Если в институт, подбросим.

— Да, надо и поработать, — виновато произнес Казарян. — За последние несколько дней я был в отделе считанные часы. А у нас месячный отчет. Ворох бумаг, правки чертежей…

— Вечером я вам позвоню, а на ночь пришлю кого-нибудь из своих парней. Вы их, кстати, вчера видели.

— Такие заботы о моей скромной персоне… — смутился Артур Христофорович.

— Пустяки, выбросьте из головы события последних дней. У каждого своя работа. Но напоминаю — осторожность и еще раз осторожность.

Машина остановилась неподалеку от института, и Казарян скрылся за широкой стеклянной дверью главного входа. Ларионов попросил водителя не спешить. Минут двадцать они простояли у здания, наблюдая за людьми и подъезжающими машинами.

Юрия поднял с постели звонок будильника. Он нажал на кнопку, взглянул в окно. Уже рассвело, стекла были абсолютно сухие. Можно считать, им повезло. Дождь — наихудший из погодных вариантов для эксгумации.

Сбор назначили у райотдела милиции около семи утра. Минут за сорок он побрился, оделся, выпил большую чашку крепкого кофе, предусмотрительно заготовленного в термосе с вечера. Положив в портфель фотоаппарат, пачку чистой бумаги он вышел из гостиницы.

Было в меру прохладно, свежий ветерок коснулся его волос. У здания милиции Юрий увидел грузовик. В кузове вместе с двумя милиционерами сидело трое «указников» — хмурые, не выспавшиеся мужики, чем-то похожие друг на друга, как родные братья. За необычную работу, которую предстояло выполнить, им было обещано сокращение срока ареста на одну треть — с пятнадцати суток до десяти.

В другой машине — милицейском УАЗе Юрий увидел начальника милиции, его заместителя и Лихачеву. В куртке из светло-коричневой кожи, стройная Екатерина Даниловна походила скорее на девушку, спешащую на свидание, чем на районного судмедэксперта, выезжающего на эксгумацию.

«Однако женщина с характером», — уже не в первый раз подумал Юрий про себя, когда Лихачева сухо ответила на его приветствие. Понимая состояние эксперта, он доброжелательно заметил:

— С утра погода улыбается. С настоящим добрым утром, Екатерина Даниловна.

Лихачева поддержала разговор: — Похоже, погода не подведет. Дождь сегодня нам ни к чему. И все же полностью не разделяю вашего оптимизма, Юрий Владимирович.

Потом она спросила его об эксперте из области. Юрий подтвердил, что приедет Шевченко, добавил, что Белозеров будет ждать их в прокуратуре.

Машины тронулись. Солнечные лучи, пробившись сквозь стекла, начали ощутимо пригревать. Но когда подъехали к кладбищу, небо затянуло плотными серыми облаками.

Здесь их встретили тишина и покой. Над вершинами деревьев еле слышно шелестел ветер. По узкой песчаной тропинке вместе со сторожем, предупрежденным накануне, они прошли к могиле Жигулевой. Корначев увидел невысокий холмик с влажной черной землей. В середине его торчала фанерная дощечка без имени и фамилии, только число, написанное чернильным карандашом: «24 апреля 199… года». Фиолетовые буквы и цифры слегка расплылись, но были хорошо заметны.

Вся процедура заняла не более часа. Почва оказалась мягкой и податливой, что значительно облегчило труд «указников». Еще какое-то время ушло у Юрия на фотографирование могилы, гроба в могиле, вынутого гроба и на оформление протокола.

Когда у здания поликлиники, куда подъехали с черного входа, открыли крышку гроба, оказалось, что тело женщины, пролежавшее в земле несколько месяцев, почти не изменилось. Оно покоилось на простыне легкое, совсем невесомое. Лишь запавшие глаза да остро обозначившиеся скулы со следами плесени говорили о том, что женщина мертва. На носилках ее перенесли в комнату, где окна были закрыты черными плотными шторами. В полумраке поблескивали никелем рентгеновские аппараты.

Врач, ожидавший их, выключил матовый светящийся экран. Жигулеву положили на темно-коричневый полированный стол, поверх сложенной вдвое полиэтиленовой пленки.

— Екатерина Даниловна, где располагалось входное отверстие? — спросил рентгенолог.