Наша трагическая вселенная - Скарлетт Томас

Где-то в глубине моего сознания раздался тихий спокойный голос, будто кто-то говорил со мной — ну или скорее с моим эго, — стоя на узком карнизе многоэтажного здания. «Скажи „нет“. Скажи, что ты уж лучше будешь голодать. Пиши свой роман. Не засоряй экосистему очередным образцом заказной писанины. Скажи „нет“. Нет. Нет. Нет».

— Отличная идея! — воскликнула я. — В смысле статья об этом. Было бы…

Я вспомнила, как в последний раз зашла в «Арктур», магазин в Тотнесе, торгующий нью-эйджем и разными там магическими кристаллами. Я приехала за подарком Джошу на день рождения и решила заодно покопаться в тех диких книжках, которые там продавались. Я тогда писала уже третью «ньютопию». Во всех моих романах действие происходило в будущем, лет через пятьдесят. Там рассказывалось о корпорации, которая захватила бессознательное людей, в связи с чем у каждого стало по две жизни: одна — в реальном мире, другая — в вымышленном пространстве, куда все попадали через вживленный в мозг чип. В этой альтернативной вселенной существовали своя валюта, своя мода, язык и традиции, и если много лет назад оказаться здесь можно было только зарегистрировавшись и получив аккаунт, то во времена, о которых шла речь в моих романах, людей уже не спрашивали, хотят они войти в эту реальность или нет — микрочип вживлялся каждому сразу после рождения. К тому же никто не осознавал, что проживает две разные жизни. Чип в человеческом мозге был запрограммирован так, чтобы использовать малейшую паузу в работе сознания, и стоило кому-нибудь расслабиться — уснуть, или пойти выпить кофейку, или просто на секунду перестать думать, — как этого человека немедленно переключали на альтернативную «действительность», которую я и назвала Ньютопией.

Идея этой серии возникла у меня после того, как я посмотрела новостной сюжет о толстяках, которые разводились в реальной жизни из-за того, что их худые интернет-аватары сочетались браком с двумя другими худыми аватарами, под которыми, в свою очередь, тоже скрывались толстяки. Я тогда задумалась: а вдруг случится так, что эта вторая жизнь станет чем-то абсолютно нормальным и люди даже перестанут замечать, что она у них есть. В моих «ньютопиях» девушка-героиня открывает Правду о Корпорации, подчинившей себе все, что только можно было подчинить, и отправляется на поиски других людей, которые Знают. Объединившись, они обнаруживают, что бессознательное можно прятать на краях сот мобильной сети, но каждый раз — лишь ненадолго, потому что Корпорация находит их и там. С героями случаются всякие приключения, и между двумя мирами возникают разнообразные отношения и случаются драмы вроде бессознательного предательства, потери личности, страшных прозрений и все возрастающей алчности и могущества Корпорации. В третьей книге я решила объяснить, каким образом устроен этот мир бессознательного, и мне пришла в голову безумная идея сделать так, чтобы Корпорация подчинила себе нечто вроде астрального мира. Сама я в этом ничего не понимала, но в «Арктуре» книг об астральных делах было предостаточно.

Следом за мной в магазин вошли две женщины. Они тоже сначала искали что-то об астральном мире, а потом переместились к полкам с книгами на тему созависимости и «не слишком крепкой любви», а также с пособиями из серии «Как сфотографировать свою ауру» и «Как развить способности к магии».

— Вот эту я тебе подарю, — сказала женщина постарше, обращаясь к другой, которая, вероятно, приходилась ей дочерью.

«Дочери» было лет тридцать с небольшим, в руках она держала еще три книги и раскрытый кошелек.

— У меня на этой банковской карточке осталось шесть фунтов, — сказала она. — И еще примерно семь пятьдесят на другой. Если бы ты могла заплатить за одну из книг, я бы…

— Я заплачу за обе, дорогая, — улыбнулась старшая женщина, — я же знаю, как они тебе нужны, и пойдем к автобусу.

О чем были те четыре книги, способные изменить жизнь? Я так и не разглядела их обложек.

— Придумала! — сообщила я Оскару. — Я напишу текст от первого лица.

— В смысле?

— Пришлите мне книги, я выберу из них штуки четыре или пять. Пусть в них говорится о том, что надо думать так-то и делать то-то, и ничего, что все они будут советовать мне разные вещи, при этом обещая, что, если я их послушаюсь, моя жизнь изменится. Я начну следовать их рекомендациям и посмотрю, что выйдет. А потом об этом напишу. Получится такая типа гонзо-журналистика. В каком-то смысле даже этнография, если мне придется пообщаться еще с какими-нибудь странными персонажами.

— Прекрасно. Я обеими руками «за»! — он сделал паузу. — Напиши посмешнее.

— Хорошо, — вздохнула я.

— Сдашь в начале апреля, — сказал он. — Пусть будет три тысячи слов, если надо. Сделаем два разворота с иллюстрацией. Пол как раз увлекся материалами от первого лица.

Полом звали главного редактора газеты.

— Хорошо. Отлично. Спасибо, Оскар. Простите за прокол с рецензией.

— Да ничего страшного. С вами, писателями, вечно что-нибудь случается!

И он отключился. Прежде чем убрать телефон, я проверила баланс на счету. Минус пятнадцать пенсов. Ну что ж, зато от моей ошибки будет прибыль. Я потеряла четыреста фунтов и немного времени на выходных, но обеспечила себе полторы тысячи и еще немного денег, которые можно будет выручить потом от продажи нью-эйджа. Правда, к концу всей этой истории времени я потеряю куда больше, чем потратила на последнюю рецензию. «Надо было отказаться», — снова раздалось у меня в голове. Может, удастся отбить потерянное время, ввернув исследование эзотерических книг в свой роман? А что если моей бедной потрепанной героине — когда-то в порыве саморефлексии я назвала ее Мег, но на сегодня имени у нее не было, — тоже начать собирать материалы для почти этнографического труда, написанного от первого лица? Ведь в романе вполне могут появляться все новые и новые повествовательные слои, тем более что старые я постоянно выбрасываю. Я твердо верила в необходимость этих слоев и на семинаре могла проговорить о них день напролет, неустанно подчеркивая, что в романе не может быть единой сюжетной линии, что разные линии должны наслаиваться друг на друга. Если же моя героиня займется чем-то вроде этнографии (а в романе этому можно было бы придать тот еще размах), ее специальность позволит ей сделать то, чего в обычной жизни она бы делать не стала, — и это пойдет ей на пользу. В последнее время я никак не могла придумать, чем бы таким выманить ее на улицу. А теперь она, возможно, станет антропологом, который против любой экзотики и поэтому решает провести этнографическое исследование в своем родном городе: так у нее появится повод выходить из дому и принимать активное участие в городской жизни, а мне не придется мучиться с описанием тропических лесов и какого-нибудь дикого племени. Но наверняка кто-нибудь до меня уже делал нечто подобное. Я давным-давно поняла, что любовная тема роману тоже нужна, но моя героиня не соглашалась влюбиться ни в кого нормального. Может, пускай тогда это будет кто-нибудь намного старше ее?

Я хотела записать в тетрадь кое-какие мысли, но, сняв с ручки колпачок, так и просидела над страницей без движения, пока из памяти полностью не выветрился разговор с Оскаром. Теперь я надеялась наконец поработать, но тут обнаружила, что в голове по-прежнему не так уж и свободно — там оставался какой-то осадок, а именно вопрос: какого черта делала у меня в доме эта книга Келси Ньюмана? Как, скажите на милость, я умудрилась отрецензировать то, чего мне Оскар не присылал? У меня случались разные конфузы с рецензиями, но чтобы написать о какой-то неизвестно откуда взявшейся книге — такого со мной никогда не бывало. Я вздохнула. Может, Ви прислала мне Ньюмана? Но с чего бы это? Вряд ли Ви еще когда-нибудь станет мне что-то присылать. С другой стороны, если она написала отзыв для обложки, то уж определенно эту книгу читала. Вот только зачем ей было писать отзыв на то, что почти наверняка взбесило бы ее не меньше, чем меня? И к тому же откуда там между страниц взялась записка от Оскара? Пока я сидела в библиотеке, телефон то и дело вибрировал, и кто-то оставлял мне сообщения, но средств у меня на счету было недостаточно, чтобы эти сообщения получить или перезвонить тому, чьи звонки я пропускала.