Грех во спасение - Ирина Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— После того, как моего сына отправят на каторгу. — И уже более жестко, с явным презрением добавила:
— Пусть все это останется на совести Алины. И я уверена, что не найдет она покоя до конца дней своих, как не будет у нее больше ни счастья, ни любви, ибо ложь и предательство господь не прощает!
Через четверть часа, когда они уже садились в экипаж, княгиня посмотрела на окна особняка и гневно прошептала:
— Омерзительный старикашка! Истинная пся крев! — И, сплюнув, захлопнула дверцу кареты, не дожидаясь, пока это сделает лакей.
Прошла неделя после афронта, полученного княгиней в доме Недзельских. С тех пор Зинаида Львовна почти перестала с кем-либо общаться, все время проводила в своей спальне и прилегающей к ней гостиной, а дом постепенно заполонили непонятно откуда взявшиеся старцы и старицы, монахи и монашенки… Они шмыгали по комнатам с постными или, напротив, умильными улыбками на сморщенных физиономиях, мелко крестились и старательно прятали глаза при встрече с Машей или дворецким Василием, вызывавшим у них панический страх, вероятно, из-за своего огромного роста и широких черных бровей, сросшихся на переносице.
Маша старалась неотлучно находиться при княгине, но ее то и дело отвлекали для решения каких-то неотложных вопросов по хозяйству. Девушка оставляла Зинаиду Львовну на горничную, а по возвращении находила в ее спальне ораву давно не мытых, заросших длинным седым волосом, бородатых богомольцев, сгорбленных подслеповатых старух в засаленных одеждах и с тощими косицами, выглядывающими из-под платков, полностью закрывающих лоб и заколотых под подбородком, и странных простоволосых, растрепанных женщин с грязными ногтями и блуждающим взором.
Окна в спальне постоянно были закрыты плотными шторами, из освещения — лишь лампада у образов и две свечи: одна рядом с изголовьем княгини, другая на небольшом круглом столике, за которым обычно сидела Маша и читала княгине Евангелие. В отсутствие воспитанницы Зинаида Львовна заставляла странников и странниц становиться на колени, бить земные поклоны и молиться о спасении раба божьего Дмитрия. Сама же молча сидела на разобранной постели в ночном чепце, с распушенными по плечам волосами, в ночной рубашке и большой персидской шали, прикрывающей плечи. Сцепив пальцы рук, она медленно раскачивалась в такт бормотанию и быстрому речитативу молитв, которые нестройный хор усердно бубнил вплоть до появления Маши.
Но стоило девушке показаться на пороге, богомольцы вскакивали с колен и, беспрестанно кланяясь, пятились спиной к дверям и исчезали за пышными бархатными шторами, чтобы восстать из небытия сразу же после того, как Машу в очередной раз вызовут по делам.
Два раза княгиня ездила в храм и заказывала молебны во спасение сына от тяжкой участи и раздала в оба раза милостыни не меньше чем на двести рублей… Со дня визита к Недзельским она никого не принимала и отказывала даже приятельницам, когда та или иная дама приезжала выразить ей свое сочувствие.
Все содержание дома и управление хозяйством полностью легли теперь на плечи Маши. По утрам они с управляющим обсуждали и решали наиболее важные вопросы, но в течение дня возникало великое множество мелких, и к ней шли за разъяснениями и экономка, и повар, и главный конюх, и белошвейка, и горничные… Маша подозревала, что порой к ней обращаются не по адресу. Вряд ли кто из слуг посмел бы столь часто беспокоить князя или княгиню. Многие проблемы могли решить управляющий или дворецкий, но слуги их побаивались и пользовались Машиной добротой самым немилосердным образом, отчего к вечеру она не чувствовала под собой ног от усталости.
Спать она ложилась поздно, только удостоверившись, что княгиня уже в постели, а два лакея, попеременно дежурившие у дверей, и горничная, спавшая в небольшой комнате рядом со спальней княгини, находятся на своих местах. Ночная стража была поставлена после того, как один из старцев попытался проникнуть в спальню Зинаиды Львовны с очевидным желанием чем-нибудь поживиться, но был пойман дворецким, нещадно бит кнутом на конюшне и сдан в полицейский участок. Для ночлега богомольцев отвели одни из флигелей, но после учиненной в нем пьяной драки Маша велела очистить его от обитателей, однако против их дневного нашествия поделать ничего не могла. Когда она попыталась убедить княгиню, что это проходимцы и ничего, кроме насекомых и болезней, в дом не принесут, Зинаида Львовна расплакалась и попросила не трогать их, потому как они искренне молятся за Митю. И, возможно, молитвы сирых и убогих быстрее дойдут до господа, и он спасет ее сына от чрезмерно тяжелого наказания.
Маша вынуждена была смириться, хотя с трудом переносила затхлый воздух спальни: княгиня ни на секунду не позволяла приоткрыть окна, чтобы проветрить комнату.
Владимир Илларионович почти не виделся с женой. Каждое его появление в спальне княгини завершалось рыданиями, переходящими в истерику. И, опасаясь за рассудок Зинаиды Львовны, он перестал ее посещать, передоверив Маше сообщать ей обо всех его попытках облегчить Митину участь. Но пока они были напрасны. Следственная комиссия закончила работу по делу Дмитрия Гагаринова и готовилась передать материалы в Верховный Уголовный суд.
Вечерами князь приглашал Машу к себе в кабинет, рассказывал об усилиях, предпринятых им для того, чтобы ознакомиться с документами следствия, которые были окружены величайшей тайной, но… Но все покровы были сняты с помощью увесистого кошелька: один из писарей умудрился в обстановке строжайшей секретности сделать копню с обвинительного заключения и сумел вынести его за стены дома № 16 на Фонтанке[19]. Он сам назначил встречу князю в трактире «Поцелуи» на Мойке и передал ему документы за мзду в пятьсот рублей.
Из обвинительного заключения стало ясно, что дела Мити обстоят хуже некуда. Ему вменялось в вину покушение на жизнь члена царской фамилии, а это было тягчайшим государственным преступлением и влекло за собой три варианта наказания: пожизненное заточение в Петропавловской крепости, двадцать пять лет каторги с вечным поселением в местах ссылки и самое страшное, о чем они предпочитали пока не думать, надеясь на милость императора, — смертная казнь через повешенье.
Владимир Илларионович понимал: вряд ли кто из старых приятелей и сослуживцев, боясь навлечь гнев Государя, осмелится ходатайствовать перед ним о смягчении приговора, К тому же придворный лейб-медик Тизенгазен, старинный друг князя, сообщил ему по секрету, что Его Императорское Величество был взбешен чуть ли не до невменяемости, когда узнал о происшествии с его племянником.
Возможно, ему до сих пор мерещились силуэты пяти виселиц на кронверке Петропавловской крепости, или призраки убиенных мятежников не давали ему покоя, являясь по ночам, но Николай был, несомненно, напуган и усмотрел в этом инциденте чуть ли не покушение на престол.
Мрак, опустившийся над Европой после Венского конгресса, словно вспышки молний, озарили революции в Испании, Франции, Португалии, Неаполе, Пьемонтс. Греция боролась за свое освобождение от турок. В Италию вернулся Джузеппе Гарибальди… Все это значительно поубавило императору и смелости, и уверенности в незыблемости самодержавия, лишний раз подтвердив мысль о том, как мелки и ничтожны бывают причины, заставляющие парод браться за оружие, строить баррикады и лишать венценосных особ не только трона, но порой и головы.