До того, как она встретила меня - Джулиан Патрик Барнс

— Но ты же трахаешь, по твоему выражению, чужих жен.

— А? Но при чем тут это?

— Ну, ты же сказал, что на это, в частности, тебя побуждает недоразвитая часть твоего мозга. Так что выходит, что она берет над тобой верх.

— И я надеюсь, в данных пределах будет продолжать и дальше. Фигура речи, мой мальчик, фигура речи.

В эту пятницу, вернувшись домой в Хемпшир, Джек был не просто вежливо рад увидеть как деревенскую обстановку, так и свою жену. Когда он свернул на машине в ворота, бантамы бросились в пеструю паническую рассыпную; запах душистого горошка в недвижном вечернем воздухе восхитил его; входная дверь, которая всю зиму впускала в дом сквозняки, теперь умилила его своей живописной ущербностью. Джек не внушал себе иллюзий о деревенских идиллиях, он только внушал себе иллюзию о двухдневной деревенской идиллии.

— Вот моя Искрулька, — сказал он, когда Сью вышла из кухни поздороваться с ним. После того как он не виделся с ней пять дней, ему нравилось подыгрывать жизнелюбивой, динамичной ирландской стороне ее натуры, и он поздравил себя, что у него достало духа жениться на женщине с характером. Он раскованно-собственнически скользнул глазами по ее плавному абрису, резким чертам лица, смуглоте и остался доволен тем, что увидел. Частично раскованность объяснялась тем, что у него не было конкретной причины ощущать себя виноватым, а частично тем, что была пятница. Больше всего он любил свою жену по пятницам.

Сью, со своей стороны, казалось, была счастлива таким началом конца недели. И пока они насыщались пирогом с начинкой из говяжьего фарша и почек, сидя за обеденным столом, а из соседней комнаты веяло деревенским дымом, она делилась с ним колодезными сплетнями, а он отвечал лондонскими новостями.

— И еще одно. Помнишь, я рассказывал тебе, как несколько недель назад меня навестил Грэм?

— Да.

— Ну, так он снова приходил. Вернее, приходили Хендрики, он и она, но раздельно. Грэм и Энн. — Джек обещал молчать об их визитах, но он ни секунды не колебался. В конце-то концов, он славился своей ненадежностью, и никто в здравом уме не мог ожидать, что он сдержит свое обещание; репутацией хранителя тайн его не награждали, ведь так? Кроме того, жены вообще не в счет, таков закон, разве нет?

Когда он назвал Энн, Сью пробуравила его взглядом, а потому он поторопился с объяснениями:

— Видимо, Грэм все еще не в силах принять ее прошлое, и старина Джек получил роль отца-исповедника.

— Ты, полагаю, урчишь от удовольствия.

— Есть немножко. Хотя я не завидую господам попам, вынужденным заниматься этим все время.

— Ну, у них есть их книга со всеми ответами на все случаи, ведь так? Просто справься об этом в старом черном томе, и чем бы это ни оказалось, прекрати это делать.

Джек засмеялся, перегнулся через стол и поцеловал свою жену в висок, полуоткрыв губы. Он подумал, что она умна, она подумала, что он сентиментален.

— Ну и какой же совет ты дал?

— Ну, по-моему, Энн я сказал, чтобы она повезла его куда-нибудь отдохнуть, а Грэму наговорил всякого, но он как будто избрал только одно: снова начал онанировать.

Сью засмеялась. Она всегда недолюбливала Энн, находя ее немножко слишком броской, немножко слишком самодостаточной, не допускающей в меру ошибок, чтобы сохранять человечность. Броско-плоской дрянью как-то назвала она ее в разговоре с Джеком, но тогда были смягчающие обстоятельства. Ну а Грэм — он был достаточно симпатичным, но… немножко тряпкой, никуда не денешься. Только подумать — расстраиваться из-за прошлого. Если уж тебе требуются бессонные ночи, у подавляющего большинства людей хватит материала и в настоящем.

— Не думаю, что ты уже заслужил орден Соломона.

Джек засмеялся и стер с бороды брызги соуса.

— А самое смешное, что сначала он пришел проконсультироваться со мной и настаивал, чтобы я не проговорился ей, а на следующий день пришла она, размахивая тем же самым предварительным условием.

— Напоминает фарс в Уайтхолле. Прекратите размахивать передо мной этим предварительным условием.

— И помню, я подумал, когда закрыл за Грэмом дверь во второй раз — (дальше последовала ложь, но Джек бурлил сантиментами пятничного вечера), — я, помню, подумал, ну, у нас со Сью случаются наши маленькие ссоры и бывают наши скверные дни, но что-либо подобное? Да никогда. — Он наклонился через стол и еще раз поцеловал границу ее волос. Она немедленно выпрямилась и начала собирать посуду.

— Да, навряд ли. Мы бы нашли менее запутанный способ обманывать друг друга, ведь так?

Вот моя Искрулька, подумал Джек, улыбаясь ее удаляющейся спине. Он вышел на кухню следом за ней и настоял на том, чтобы вымыть посуду — перемены ради. Они рано легли спать, и Джек, также перемены ради, предварительно в ванной расчесал свою бороду.

После того, как они позанимались любовью, он растянулся на спине без надежды сразу уснуть, а Сью, уже задремывая, угнездилась на его плече. Он поймал себя на том, что думает о Грэме, о том, как случайной фразой, сказанной в шутку, он подтолкнул его снова онанировать после двадцати лет воздержания. Двадцать лет! Джек позавидовал ему. Вернее, позавидовал предположительным ощущениям после столь длительного поста.

На следующей неделе, как-то днем, когда Энн была на работе, Грэм сидел у себя в кабинете и адресовал бумажные пакеты. Полиэтиленовые подкладки потрескивали, когда он прижимал карточки с адресами, заранее напечатанные на университетской машинке. Он повторно сверил адреса актеров со своим экземпляром «Спотлайта» (в большинстве это были адреса их агентов, но он полагал, что пакеты перешлют), достал степлер и пошел на кухню.

Утром его заказ озадачил мясника. Либо этот мистер Хендрик разорился, либо купил себе дорогую собаку. Вопросов мясник не задавал. Его мутило от того, как часто он продавал одни и те же мясопродукты замученным заботами пенсионерам и богатым владельцам собак.

Грэм достал самую большую их разделочную доску. Сначала он снял оболочку с кровяной колбасы и отжал ее. Затем навалил сверху мягкие влажные мозги и начал месить их с кровяной колбасой. Кремо-розовое вещество с чавканьем проползало между его пальцами, и ему вспомнились слова Джека. Но относима ли его теория и к животным? Какие-то кусочки этого месива доисторические, а другие — более тонкой структуры? Некоторое время он созерцал месиво, но оно нигде словно бы не различалось ни консистенцией, ни строением. Может, кусочки посветлее — это очкарики, а более темные кусочки — коротышки? Ну, не важно. Затем он изрубил пухлый в