12. Битва стрелка Шарпа. 13. Рота стрелка Шарпа (сборник) - Бернард Корнуэлл

связи с ответственностью за снабжение. На самом деле заместитель полковника, как и прежде, отлично справлялся с этой службой, но до официального назначения нового генерал-вагенмейстера подпись и печать Рансимена требовались на каждом административном документе.

– Но ведь вы могли бы передать печати заместителю, – предложил Шарп.

– Никогда! Не смейте говорить, что Рансимен уклоняется от своих обязанностей. Никогда!

Полковник выглянул из комнаты – посмотреть, как повар распоряжается зайцем, застреленным Дэниелом Хэгменом. Одолеваемый апатией, Рансимен был бы не прочь передать Шарпу свои полномочия в отношении Ирландской королевской роты, но даже для столь беспечного человека девятнадцать дезертиров за две ночи были достаточной причиной для беспокойства.

– Черт побери, приятель! – Он обернулся, убедившись, что дела у повара продвигаются как надо. – Это сказывается на нашей боеготовности, разве вы не понимаете? Нужно что-то делать! Если так пойдет и дальше, через две недели у нас не останется ни души!

Что, подумал Шарп, полностью отвечало бы интересам Хогана. Ирландская королевская рота, как и предполагалось, разваливалась сама по себе. Но Ричард Шарп отвечал за обучение этих парней, и врожденное упрямство не позволяло ему махнуть рукой на вверенную его заботам роту. Черт возьми, он сделает из гвардейцев солдат, хочет того Хоган или нет!

Рассчитывать на помощь лорда Кили не приходилось. Каждое утро его светлость просыпался в дурном расположении духа, которое продолжалось до тех пор, пока прием алкоголя не приводил к приступу веселья, обычно растягивавшегося до вечера, когда веселье сменялось мрачной угрюмостью, усугубленной проигрышем в карты. Потом он спал до позднего утра, и цикл повторялся.

– Как, же, черт подери, – спросил Шарп у заместителя Кили, капитана Донахью, – он заполучил гвардейскую роту?

– Благородное происхождение, – ответил Донахью, бледный, худой, с вечно встревоженным выражением лица, больше походивший на нищего студента, чем на солдата, но из всех офицеров Ирландской королевской роты самый многообещающий. – Командовать королевской гвардией простолюдин не может, – добавил Донахью с оттенком сарказма. – И Кили, когда трезв, умеет произвести впечатление. – Никакого сарказма в последней фразе не прозвучало.

– Впечатление? – спросил Шарп недоверчиво.

– Он хороший фехтовальщик, – ответил Донахью. – Терпеть не может французов и в глубине души хотел бы быть хорошим человеком.

– Кили терпеть не может французов? – недоверчиво спросил Шарп.

– Французы, Шарп, разрушают мир привилегий Кили, – объяснил Донахью. – Он осколок старого режима, поэтому, разумеется, ненавидит их. У него нет денег, но при старом режиме это не имело значения, потому что происхождение и титул позволяли королевским указом получить должность и освобождение от налогов. Но теперь французы проповедуют равенство и продвижение по службе в зависимости от заслуг, это угрожает миру Кили, и он, прячась от этой угрозы, пьет, распутничает и играет в карты. Плоть слаба, Шарп, и особенно слаба, если вам нечем заняться и вы считаете себя осколком ушедшего мира. – Донахью пожал плечами, будто устыдившись собственного красноречия.

Капитан был скромным, но деловитым, и именно на его худых плечах лежало обеспечение повседневной жизнедеятельности гвардии. Он уже заверил Шарпа, что попытается пресечь дезертирство, удвоив численность часовых и набирая в караул только надежных солдат. В то же время капитан обвинил британцев в том, что они создали для его людей трудную ситуацию.

– Почему они отправили нас в эту забытую богом дыру? – спросил Донахью. – Можно подумать, ваш генерал хочет, чтобы наши люди разбежались.

Какого-либо убедительного ответа на это проницательное замечание у Шарпа не нашлось. Он промямлил что-то невнятное о стратегическом положении форта и о необходимости иметь здесь гарнизон, и единственной реакцией Донахью на эту белиберду было вежливое молчание.

Форт Сан-Исидро и в самом деле был богом забытой дырой. Возможно, когда-то он и представлял собой стратегическую ценность, но теперь главная дорога, связывающая Испанию и Португалию, пролегала далеко на юге, так что грозная твердыня пришла в упадок. Сухой ров зарос сорняками, дожди размыли его края, и некогда внушительное препятствие теперь напоминало мелкую канаву. Крепостные стены раскрошились от мороза, камни скатились в ров, образовав бесчисленные мостики к остаткам гласиса. В развалинах колокольни свила гнездо белая сова, и забытые могилы офицеров гарнизона выглядели неглубокими провалами на каменистом лугу. В более или менее пригодном состоянии оставались старые казармы, их наспех ремонтировали во времена политических кризисов, когда в Сан-Исидро размещались португальские полки. Защищаясь от холодных ветров, солдаты заделывали дыры в стенах, а офицеры жили в башне, которая чудом пережила годы небрежения. Сохранились даже ворота, которые по приказу Рансимена закрывались каждую ночь, хотя применение этой меры предосторожности против дезертирства давало такой же эффект, как блокировка одного из ходов разветвленной кроличьей норы.

И все же вопреки упадку форт сохранил остатки прежнего великолепия. К внушительному двухбашенному укреплению, украшенному королевскими гербовыми щитами, подступала четырехарочная насыпь, благодаря чему один участок высохшего рва остался пригодным для отражения возможного приступа. Развалины часовни впечатляли тонкой резьбой по камню, орудийные платформы – величиной и массивностью. Больше всего поражало расположение форта. С его стен открывался величественный вид: за туманные вершины к невообразимой дали горизонта. Восточные стены смотрели вглубь Испании, и именно на той стороне, под флагами Испании и Великобритании, Кили нашел Шарпа на третье утро пребывания гвардии в форте. Казалось, даже лорда начал волновать размах, который приняло бегство солдат.

– Мы не для того сюда прибыли, чтобы нас победило дезертирство, – сердито бросил Кили.

Напомаженные кончики его усов дрожали на ветру.

Шарп не стал указывать, что за гвардейцев отвечает именно Кили и никак не он, Шарп. Стрелок лишь спросил у его светлости, зачем тот решил присоединиться к британской армии. К удивлению Шарпа, молодой лорд отнесся к вопросу серьезно.

– Я хочу воевать, Шарп. Об этом и написал его величеству.

– В таком случае, милорд, вы попали туда, куда надо. Лягушатники – вон они, через долину. – Шарп указал на глубокую, лишенную растительности долину реки, отделявшую Сан-Исидро от ближних холмов.

Стрелок подозревал, что французские разведчики ведут наблюдение и уже заметили активность в старом форте.

– Нет, Шарп, не туда, – возразил Кили. – Я просил короля Фердинанда отправить нас в Кадис, где мы бы присоединились к своей армии и оказались среди соотечественников, но вместо этого он послал нас к Веллингтону. Мы не хотим находиться здесь, но у нас королевский приказ, и мы повинуемся этому приказу.

– Так дайте вашим людям королевский приказ не дезертировать! – вырвалось у Шарпа.

– Им здесь скучно! Они встревожены! Им кажется, что их предали! – Кили дрожал, но не от избытка чувств, а потому, что недавно поднялся с постели и еще не избавился от похмелья. – Они ехали сюда не для того, чтобы учиться,