Тайна Зинаиды Серебряковой - Елена Арсеньева

А ради него, Джейсона Полякофф, взошла бы Соня Богданова на костер?

Он теперь подолгу простаивал перед зеркалом. Ну да, привлекательный мужчина, однако ничего особенного, совершенно ничего особенного! Вдруг он ей не приглянется? Вдруг ей вообще не нравятся брюнеты? Вдруг она больше не захочет иметь с ним дела?!

Когда пришла ссылка на файлообменник, где было помещено видео, Джейсон вдруг оробел. А вдруг придется испытать разочарование? Вдруг она маленькая, толстенькая, кривобокенькая, ходит вразвалку, вдруг у нее сиплый или слишком громкий голос, вдруг она, господи помилуй, курит?! Казалось, он не вынесет крушения своего идеала!

И все-таки он справился с приступом малодушия, открыл файл — и обмер. Надолго.

Это была не просто любительская съемка — Джейсону прислали настоящий, профессионально смонтированный фильм. Соня Богданова в лесу и на ипподроме — она оказалась прекрасной наездницей, что необычайно порадовало Джейсона, имевшего трех превосходных скакунов и большого любителя верховой езды, — Соня в небольшой уютной кухоньке готовит обед для немолодой, измученной жизнью, но все еще удивительно красивой женщины, судя по удивительному сходству, своей матери. Соня примеряет платья в магазине — демонстрируя повадки знаменитой модели и отличную фигуру, примеряет туфли, показывая потрясающие ноги, Соня мечтательно смотрит на закатные облака, плетет венок из ромашек, причесывает длинные волосы, струящиеся по ее плечам, как золотая пряжа, смеется с подружками, каждая из которых, сама по себя недурненькая, безнадежно блекнет на ее фоне. Соня поет…

У нее оказался прелестный голосок, совсем небольшой, но такой приятный и задушевный, что у Джейсона невольно защипало в носу. Ну а уж когда он увидел ее в купальнике…

Он утер слезу умиления и, немедленно позвонив в агентство «Qantas»[5], заказал билет из Москвы в бизнес-классе ровно через месяц, считая с сегодняшнего дня, на имя Софьи Дмитриевны Богдановой.

Затем включил ноутбук и самым четким почерком и самым бешеным слогом… откуда это? Тоже Тургенев? Ах нет, Пушкин, «Барышня-крестьянка»! — самым, стало быть, четким почерком и самым бешеным слогом сделал Соне формальное предложение руки и сердца, предложив ей немедленно приехать в Сидней, чтобы окончательно решить все при личной встрече.

Эх, если бы он только мог бросить все и уехать к ней, вернее, отправиться за ней! Но, как назло, именно в эти дни, эти недели он был прикован к делам. Ну а если совсем честно, Джейсон боялся увидеть Соню в убогой российской обстановке. Здесь-то, в Сиднее, он мгновенно огранит свой алмаз как подобает. Лучшие магазины, салоны и все такое. А там, в Северо-Луцке… черт его знает, что за подозрительный городишко, ну просто кошмарно не нравилось ему название! Все еще боялся какого-то последнего, трагического разочарования.

Нет, пусть приедет она. Все-таки не зря ответила на его объявление, не зря прислала фото и, как последнее доказательство серьезности своих намерений, — этот видеофильм. Значит, и он, Джейсон, ей приглянулся — Соня так и пишет в своем письме: «Вы кажетесь мне весьма приятным и порядочным человеком, от души надеюсь, что наша зародившаяся взаимная симпатия даст толчок более серьезным отношениям».

Более серьезным отношениям…

Конечно, она приедет!

Хотелось, чтобы это случилось как можно скорее. Хотелось, чтобы она была здесь уже сейчас! Но Джейсон прекрасно понимал, что раньше чем через месяц это никак не возможно. Письмо с билетом, приглашением, подтверждением его платежеспособности и оплаченной медицинской страховкой будет отправлено экспресс-почтой DHL, то есть в этом Богом забытом Северо-Луцке оно окажется через три-четыре дня. Но Соне же надо устроить свои дела на родине. Вдобавок возможны задержки с визой. А вдруг у нее не готов загранпаспорт? Значит, его придется делать, и делать срочно. И визу оформлять по срочному тарифу. На всю эту срочность Джейсон вложил в конверт — надежный, плотный конверт экспресс-почты, упакованный в дополнительный непромокаемый пакет и скрепленный печатью, — две тысячи долларов. Наверное, она не захочет приехать к нему в чем попало, ей понадобится приодеться. Впрочем, такой красавице не о чем беспокоиться. Да и лучшие магазины и бутики Сиднея отныне к ее услугам…

Джейсон отправил письмо и постарался набраться терпения. Теперь он ничего не может сделать. Надо ждать, ждать…

И что-то сделать со своим подсознанием, которое вдруг сошло с ума и принялось каждую ночь посылать ему эротические сны такой напряженности, что Джейсон даже похудел.

* * *

— Просыпайтесь! Пассажир, просыпайтесь! Приехали! Да вы что все, с ума посходили? Просыпайтесь! Станция Горький!

Струмилин с усилием разлепил веки. Такое впечатление, что он только что уснул. Голова как болела вечером, так и болит.

Он хотел повернуться на другой бок, но чья-то назойливая рука вновь вцепилась в плечо и принялась довольно чувствительно теребить, причитая:

— Просыпайтесь! Пассажиры, вставайте! Конечная станция! Немедленно собирайтесь и выходите, а то отгонят поезд на запасные пути, потом оттуда не выберетесь!

Струмилин приподнялся, очумело приоткрыл глаза. С великим трудом дошло: он не дома, а в купе поезда. Он не отсыпается после суточного дежурства, а возвращается из Северо-Луцка. А на часах — шесть. Ох, голова тяжеленная, как с большого бодуна. Хотя что они там пили-то? Всего ничего, и еще днем.

Память возвращалась с трудом. Струмилин тупо озирался, потирая виски и чувствуя себя почему-то выжатым лимоном.

На нижней полке копошился толстяк, натягивая простыню на волосатые плечи и одновременно пытаясь спрятать не менее волосатые ноги.

— Побыстрее можно?! — послышался возмущенный визг, и Струмилин, нагнувшись, увидел внизу знакомый «пирожок». Отсюда, сверху, проводница казалась вовсе крошечной. — У меня уже все пассажиры вышли, а это купе спит как убитое. Билеты принесла — спят. Чай предложила — спят. Всё, вставайте!

Забирайте билеты, вещи — и всё, быстро выходим, а то сейчас полицию позову. Что это вам, вагон или дом отдыха?

Она в сердцах швырнула на полки билеты:

— Тридцать четвертое место — Струмилин, тридцать шестое — Литвинова, тридцать третье — Чуваева, тридцать пятое — Бордо́…

— Не Бордо́, а Бо́рдо, — обиженно поправил толстяк.

— Какая разница? — Не удостоив его и взглядом, проводница в раздражении принялась дергать красный подол, по-прежнему свешивающийся с 36-го места. — Девушка, вы там живы или нет? Просыпайтесь, в конце-то концов!

Скорченная фигура со слабым стоном распрямилась, потянулась.

— Слава богу, жива! Всё, немедленно встаем и выходим! — кричала проводница.

— Да вы сами сначала выйдите, дайте мужикам одеться, — хрипло попросил Струмилин и удивился своему голосу. Ангина, что ли, взялась невесть откуда? Больно уж хреново он себя чувствует. Тело и голову ломит, давление на нуле.