Каприз - Ирина Комарова

– Мой пирог, мадмуазель, он совсем сгорел, пойдите, посмотрите, он превратился в угли! – причитала она теперь.

– Подожди, Луиза, я понимаю, что это очень неприятно…

– Неприятно, мадмуазель! Это называется неприятно! Пойдемте на кухню и вы посмотрите во что превратилась плита! Эта ужасная Анисья прячется от меня, но я найду ее и задушу собственными руками! Посмотрите только, во что превратился мой пирог! Пойдемте сейчас же.

– Луиза, я совершенно не собираюсь смотреть на сгоревший пирог. Я не думаю, что это зрелище будет забавным или поучительным.

– Но от него же остались одни угли, что здесь может быть забавного? – все еще всхлипывая, но уже почти нормальным голосом, с упреком сказала Луиза. – А плита? Пойдите посмотрите на плиту! О, эта негодная Анисья!

– И на плиту я не хочу смотреть. – Сашенька была тверда. – Пусть на нее любуется Анисья. А потом пусть почистит ее. И вы лично проверите, чтобы на плите не было ни единого пятнышка.

– О, мадмуазель! – Луиза вдохновенно воздела руки к небу. – О, она отчистит эту плиту, вы правы мадмуазель! Она не раз вспомнит этот пирог! О, мой пирог, что же теперь делать?

Сашенька заметила Дмитрия. Он только что вошел в дом, вернувшись с утренней верховой прогулки, и остановился в дверях, заинтересованный представлением, которое давала Луиза.

– Можете заставить Анисью съесть его и пусть поделится со своим женихом, – торопливо предложила Сашенька. Ее смущало, что Дмитрий наблюдал за ними.

– О, даже если я затолкаю эти угли им глотки, это ничего не изменит! Что мне теперь поставить на стол? Что скажет мсье граф? – Луиза стояла спиной к дверям и не видела его. Дмитрий поднял бровь, улыбнулся Сашеньке и отодвинулся в тень, в безопасное укрытие. – Боже, из-за этой негодницы господа останутся голодными!

– Луиза, успокойтесь! Это очень неприятно, что пирог сгорел, но право же, никакой трагедии нет и голод нам не грозит. Я уверена, что вы что-нибудь придумаете…

– О чем вы, мадмуазель! Что тут можно придумать, когда пирог, это украшение стола … о, боже! – Луиза снова разрыдалась.

– Ну, можно подать хлеб с маслом, – обреченно предложила Сашенька.

Слезы на глазах поварихи моментально высохли.

– Хлеб с маслом! – повторила она таким тоном, словно ей предложили накормить господ крапивой и колючками. – Чтобы мадам Юлия ела хлеб с маслом вместо мясного пирога! Пока я жива, пока я в этом доме, – голос Луизы поднялся на новую высоту, – на столе будет настоящая еда, да, я не допущу, чтобы мсье Дмитрию пришлось грызть сухую корку! Хлеб с маслом! Прошу прощения, мадмуазель, мне пора на кухню, я должна позаботится о приличном завтраке. – Она направилась к выходу на ходу всплескивая руками: – Хлеб с маслом! Это же надо додуматься…

– Я не сомневалась, Луиза, что вы что-нибудь придумаете, – жалким голосом сказала ей вслед Сашенька.

– Разумеется! Не зря я на кухне в этом доме уже тридцать лет! Не беспокойтесь, мадмуазель, завтрак будет готов во время, – неожиданно спокойно и деловито ответила Луиза, ободряюще улыбнулась Сашеньке и вышла.

Из ниши за дверью осторожно показался Дмитрий:

– Гроза миновала?

– Ох, я просто не представляю, как ваша бабушка справлялась с ней! Я за десять минут постарела на десять лет.

– Бабушка делала все гораздо проще, – ухмыльнулся он. – Как только раздавался первый крик, она запиралась у себя в комнате и пряталась там, пока Луиза не утихомирится.

– Интересный способ, – с надеждой протянула Сашенька. – Надо будет в следующий раз попробовать.

Визит к соседям не удался и Дмитрий почти кипел от злости. Зачем только они вообще поехали! Собственно, зачем – это известно. Татьяна Юрьевна Федорцева давняя подруга бабушки, пригласила на ужин. Пожилые хозяева, никаких больше гостей, тихий, почти семейный вечер. Дома остаться, конечно, было бы приятнее, но в любом случае, это лучше, чем очередная глупая вечеринка, с толпой бездельников увивающихся вокруг Сашеньки. И что, спрашивается из этого вышло? Да ничего хорошего!

Как только они приехали, хозяин дома, Данила Иванович, подхватил его под руку и уволок в угол, чтобы обсудить очень волнующие его вопросы по ведению хозяйства и использованию новейшего оборудования в полевых работах. Он искренне считал Дмитрия величайшим авторитетом в этой области и был «счастлив обсудить столь серьезные дела без суеты и спешки, в домашней обстановке».

Ладно, это еще можно было бы стерпеть, это вполне прилично и благоразумно – мужчины говорят о своих делах, женщины, собравшись в кружок – о своих. Так ведь не было этого! Бабушка и тетушка Магдалена занялись сплетнями с Татьяной Юрьевной, а Сашеньку развлекал Николай, который, неизвестно за каким чертом, явился в гости в дом Федорцовых почти одновременно с ними.

Казалось он приехал нарочно, чтобы ухаживать за Сашенькой – ни на хозяев, ни на других гостей, внимания совершенно не обращал, а только веселил ее, словно поставил себе целью заставить девушку смеяться весь вечер. Сотников безрезультатно испепелял взглядами хохочущую парочку, но не мог вырваться из гостеприимных рук Данилы Иванович. Правда, Сашенька время от времени поглядывала на Дмитрия, посылая сияющие улыбки, но от этого молодой человек свирепел еще больше.

В карете, по дороге домой, напряжение усилилось. Графиня морщилась, словно у нее болела голова, Дмитрий сердито молчал, Сашенька под его суровым взглядом забилась в уголок и притихла. Щебет тетушки Магдалены некоторое время создавал иллюзию обычного приятного вечера, но и он беспомощно затих в сгустившихся клубах раздражения. Так, в тяжелом молчании, подъехали к дому и, ограничившись лишь формальными пожеланиями доброй ночи, разошлись по спальням.

Юлия Казимировна была уже в постели, когда в комнату, тихонько постучав, вошла Магдалена. В халате, волосы заплетены в жидкую косичку, лицо озабоченное.

– Юлия, ты не спишь? Я хотела поговорить с тобой.

– Заходи.

Магдалена забралась на постель, сунула босые ноги под одеяло. Эта привычка – сидеть вдвоем в кровати – осталась у сестер со времен их далекого детства. Графиня тихо, без улыбки сказала:

– Я слушаю тебя.

– Понимаешь, я хотела сказать… спросить насчет Мити. – Магдалене было явно неловко. – Мне кажется, он последнее время как-то сердит… и кажется его раздражает Сашенька.

Юлия подняла брови, но промолчала. Магдалена же, глубоко вздохнув, заторопилась.

– Конечно, я понимаю, с его стороны было очень благородно приютить девочку, и мы с Сашенькой очень ему благодарны, ведь он совершенно не обязан был соглашаться на ее присутствие в доме. Но если он… если ему неприятно, то есть если она мешает, то я не знаю… наверное, я должна что-то предпринять?

– Короче говоря, ты считаешь, что Дмитрию не нравится Сашенька и он против ее присутствия в доме? – сухо спросила Юлия. Магдалена протестующе всплеснула руками и открыла рот, но сестра остановила ее. – Неважно, какими словами ты собиралась это сказать, основная суть твоих переживаний в этом. А каковы по-твоему чувства другой заинтересованной стороны? Что чувствует Сашенька?