Меч королей - Бернард Корнуэлл

От черного входа нас отделяло шагов пятьдесят, когда оттуда вышел человек. Согнувшись под дождем, он поспешил к навесу, повозился со щеколдой на двери и, распахнув ее, повернулся и заметил нас. На один удар сердца он замер, вытаращившись, а потом опрометью кинулся обратно в таверну. Я выругался.

Я крикнул, подгоняя своих, но мы так замерзли и вымокли, что с трудом передвигали ноги, люди же Вигхельма действовали быстро. Первыми появились четыре воина, каждый со щитом и с копьем. За ними высыпали другие, наверняка проклиная нужду выходить в бурю, но у каждого имелся щит с темным силуэтом прыгающего оленя — знаком Этельхельма. Я рассчитывал на ожесточенную схватку в таверне, а вместо этого неприятель строил между навесами «стену щитов». Враги наставили копья, а у нас копий не было. Они укрывались за щитами, а нам спрятаться было не за чем.

Мы остановились. Вопреки шуму дождя и вою ветра, я расслышал лязг окованных железом щитов, касающихся друг друга. Я видел Вигхельма, высокого и чернобородого, в центре «стены», шагах в тридцати от нас.

— Волчья ловушка! — скомандовал я, принял вправо, дав знак следовать за мной, и нырнул в промежуток между двумя лачугами.

Едва скрывшись из виду у Вигхельма и его копейщиков, я повернул в ту сторону, откуда мы пришли. Мы смели немудреную ограду из плавника, обогнули навозную кучу и ворвались в другой узкий проход между двумя хижинами. Укрывшись в нем, я вскинул руку.

Мы остановились, никто из моих не издал ни звука. Поблизости взвыла собака, в лачуге заплакал ребенок. Мы обнажили мечи и стали ждать. Я испытывал гордость за своих парней. Они знали, что я имел в виду под «волчьей ловушкой», и ни один не задал мне вопроса, что и зачем мы делаем, — хорошо были выучены. Войны выигрываются не только на полях сражений, но и на площадках для упражнений в крепостях.

Волки — враги пастухов. Собаки — друзья, однако пастушья собака редко убивает волка, хотя и способна отпугнуть его. Мы охотимся на волков в горах Нортумбрии, и наши волкодавы убивают их, а истребить хищников не удается. Они возвращаются и режут скот, оставляя окровавленные туши валяться в траве. Я назначил награду тому, кто принесет свежую, пахучую волчью шкуру, и часто выплачиваю ее, но волки продолжают нападать на стада. Мы охотимся на них, хотя это хитрый и коварный враг. Бывали случаи, когда мы отправлялись прочесывать окрестные леса и холмы, вооруженные волчьими рогатинами, спускали собак и так и не находили следа хищника. А на следующий день очередная дюжина овец или ягнят становилась его добычей. Когда такое случалось, мы устраивали волчью ловушку. Это означало, что, вместо того чтобы идти на поиски волков, мы предлагали им искать нас.

Мой отец любил использовать для такой ловушки старого барана. Мы привязывали скотину близ места, где волчья стая совершила последний налет, потом устраивали засаду с подветра от приманки. Я предпочитаю использовать свинью. Это дороже, чем старый баран, но и надежнее. Привязанная свинья громко визжит, протестуя против такого обращения, и этот звук приманивает волков. Когда хищник появляется, визг становится громче. Тогда мы спускаем собак, нацеливаем копья и пришпориваем коней. Свинью мы в половине случаев теряем, но волка убиваем.

Я ничуть не сомневался, что мои бойцы лучше дружинников Вигхельма, но просить людей лезть на «стену» без щитов, без секир, чтобы прорубиться через оборону врагов, и без копий, чтобы доставать неприятелей через зазоры между их щитами, означало раскрывать объятия смерти. Мы бы победили, но ценой, которую я не был готов заплатить. Мне требовалось разбить «стену щитов» Вигхельма, причем так, чтобы не потерять и пары своих людей нанизанными на копья. Поэтому мы ждали.

По моему предположению, воины Вигхельма должны были укрыться от бури, дав нам возможность незамеченными достигнуть таверны. Мне следовало пробираться за домами до тех пор, пока не подойдем совсем близко. Теперь пришла моя очередь дать Вигхельму возможность ошибиться. Любопытство его погубит — так, по крайней мере, я надеялся. Он заметил наше приближение, построил «стену щитов», а потом мы исчезли в переулке. И больше не появились. Вигхельм станет вглядываться в бурю, сквозь струи дождя, пытаясь понять, не ушли ли мы обратно на юг. Просто забыть про нас он не мог. Наше отступление еще не означало бегства. Ему непременно требовалось узнать, куда мы делись и не преграждаем ли дорогу до Фэфрешема. Вигхельм долго не трогался с места, питая робкую надежду, что мы исчезли совсем, или в расчете на то, что выдадим себя, но мы не шевелились и не шумели. Мы выжидали.

Я подманил к себе Осви — молодого, проворного, смышленого и свирепого.

— Проберись обратно к хижинам, — велел я ему, указывая на юг. — Проберись как можно дальше. Потом покажись перед ними и сделай вид, что удираешь.

Осви ухмыльнулся, повернулся и скрылся за дальней к югу хижиной. Финан лежал, распластавшись, на углу улицы и наблюдал за таверной поверх зарослей крапивы. Мы продолжали ждать. Дождь лил, барабаня по улице, сливаясь ручьями с крыш, косой под порывами ветра. Гром гремел беспрестанно. Я вытащил из-за пазухи амулет, стиснул его, закрыл на миг глаза и взмолился Тору.

— Идут! — крикнул Финан.

— Как именно? — Мне важно было знать, сохранил ли Вигхельм строй или бросился в беспорядочную погоню.

— Бегут! — отозвался Финан. Он осторожно отполз с видного места, встал и отер грязь с лезвия Похитителя Душ. — Точнее, пытаются бежать!

Похоже, выходка Осви сработала. Вигхельм, будь у него хоть унция здравого смысла, должен был выслать вперед двух-трех человек, проверить деревню. Но он до поры держал всех в «стене щитов», а потом разом отправил своих людей за Осви, который, по его предположению, бежал вместе со всеми нами. Так он сломал строй и теперь гнал воинов вдоль по улице, организовав, как ему наивно казалось, погоню.

А мы вывалились из переулка с боевым кличем, бросавшим вызов в равной степени как холоду и сырости, так и облаченным в красные плащи воинам. Те брели по грязной дороге, приуныв от скверной погоды и, что самое лучшее, нестройной толпой. Мы ударили по ним со свирепостью самой бури. Тор, видно, услышал мою молитву, потому что как раз в тот момент расколол небо своим молотом прямо над нашими головами. Какой-то молодой дружинник повернулся ко мне лицом, перекошенным от страха, и вскинул щит, а я врезался в него с разбега, втоптав в грязь. Кто-то, наверное Вигхельм, приказывал западным саксам строить «стену щитов», но было уже слишком поздно. Берг пронесся мимо меня, я пинком отбил держащую меч руку юнца, и хмурый день обагрился кровью, когда яростный клинок Берга полоснул того по горлу. Не сбавляя шага, Берг налетел на дородного детину, оравшего что-то нечленораздельное. Толстяк взвизгнул, когда меч норманна рассек ему поджилки под коленями, и закричал, когда Гербрухт воткнул ему клинок в живот.

Я бежал к Вигхельму, наставившему на меня копье. Выглядел он таким же испуганным, как его люди. Отведя копье в сторону мечом, я навалился всем весом на его щит и опрокинул противника в грязь. Врезав по голове, я наклонился и приставил к его горлу Вздох Змея.