Дочери Марса - Томас Кенилли

Когда повязку сняли, выяснилось, что плечевой нерв перебит, а кости плеча и предплечья раздроблены. Молодой человек сопел и бормотал, потом его вырвало, а вскоре боль поглотил сон. Поддерживавший плечо санитар сам невольно испустил стон, когда Слэтри и Салли приступили к тампонированию кровавого месива на судорожно дрожавшем предплечье, пока не подошел доктор Хукс и деликатно не отстранил их, сказав, что раненому требуется хирургическое вмешательство, чтобы определить, что еще можно спасти. Но даже при наилучшем исходе операции, и Салли это понимала, рука его на всю жизнь обречена на неподвижность. Онемевшей ладони уже никогда не сжаться в кулак. Санитары положили раненого обратно на носилки и понесли в операционную.

Салли вместе с другими медсестрами стала свидетельницей второго случая — доставили солдата в накинутом на плечи мундире с перебинтованной грудью. Санитары дали ему сигарету и устроили его внизу. Слэтри и Салли подошли к нему. Кто-то нацарапал второпях на его бирке «осколочное ранение груди и плеча». Салли не была уверена, что ранение осколочное.

Число прибывавших через главный трап раненых росло, их несли на носилках, на каждом была грязная и небрежно написанная бирка с цифрами «1» и «2». Митчи и палатный врач осматривали каждого и направляли к сестрам. Полковник и капитан Феллоуз вместе с третьим хирургом «Архимеда» выявляли кандидатов на операционные столы, обсуждали с палатным врачом и Митчи, как поступить с тем или иным раненым.

На пост Салли и Оноры доставили угловатого юношу с заострившимися чертами лица. Под расстегнутым мундиром, накинутым, словно чтобы не замерзнуть холодной ночью, рана на обнаженной груди забинтована. Санитары с добродушной грубоватостью водрузили его на больничную койку. Одуряющий дух свернувшейся и свежей крови, испарений раны, экскрементов и распада… Салли стало дурно. Будто этот солдатик пробыл на войне не несколько дней, а целый год. Но никаких сомнений в серьезности раны не было — на его бирке красовался номер 1 с пометкой «торакальный», тут же была и едва различимая карандашная приписка — указание дозы морфина. Вдобавок на палубе Наоми прикрепила к его бинтам красную карточку, означавшую срочность принятия мер при таком ранении — «сквозное пулевое ранение правой нижней части переднего отдела грудной клетки с вероятным поражением легких». Бинты под расстегнутым френчем набрякли и потемнели от крови. Солдат был отстраненно молчалив и спокоен, а его разум, казалось, медитировал над раной, которая убила бы его наповал, окажись задетыми жизненно важные органы.

Старшая сестра Митчи подошла к немногим свободным медицинским сестрам, пояснив, что всего ожидаются двадцать три лежачих. Определенность принесла деловитость и успокоение. Салли слышала разговор Кэррадайн с Лео Кейсмент о солдате с кровоточащей раной головы, который изъяснялся на каком-то непонятном языке, причем говорил очень быстро. Его непрерывная болтовня заглушала выкрики санитаров. Конец этому положила Кэррадайн, впрыснувшая ему морфий.

Онора тоже вернулась из перевязочной с четвертью морфия в шприце. Поглощенная мыслями об этом юноше, Салли лишь на миг и с проблеском избавления от тяжких воспоминаний подумала, что здесь морфий каким-то образом почти утратил для нее свою зловещую суть. Он уже не ассоциировался ни с виной, ни с преступлением. Небольшой участок кожи на руке предстояло продезинфицировать смоченным в спирте тампоном и удалить все лишнее, что застряло в теле этого побывавшего в переделке молодого человека с раной в груди, не получившего медицинской помощи, разве что перевязку на берегу. Затем на баржу, потом к ним на борт — как он все это вынес?

У прикрепленного к Салли и Оноре санитара, вероятно, лет тридцать пяти взгляд был то ли удивленный, то ли угрюмый. Звали его Уилсон. Приподняв юношу, он стащил с него полусгнивший френч и бросил на пол, а Онора и Салли занялись промыванием примыкавшей к ране области перекисью водорода, чтобы размочить прилипшие к ране бинты. Санитар перевернул раненого на другой бок, девушки срезали бинты на обеих ранах: развороченная пулей плоть на груди и спине над пятью ребрами — у седьмого грудного позвонка, как, собственно, и следовало из записей его карты, — примерно в двух дюймах от позвоночника.

Салли и Онора переглянулись, словно в странной нерешительности — нельзя сказать, что серьезность ранения не укладывалась у них в голове, нет. Их поражало осознание неадекватности их усилий и ничтожность медицинской помощи при таком серьезном ранении. Санитар деликатно и в то же время надежно поддерживал юношу, Онора сначала обмыла кожу и губы, затем саму рану, а после подошла к раненому с другой стороны, чтобы очистить выходное отверстие, в то время как Салли щипцами удаляла из раны застрявшие в ней крупные и мелкие инородные тела, включая волокна ткани. Раненого буквально колотило, а санитар из боязни не удержать его надавил ему на плечи. От лица молодого человеко мгновенно отхлынула кровь, а потом оно стало стремительно обретать синюшный оттенок. Цианоз. Лицо человека, захлебывающегося в собственной крови. Салли потребовался троакар, он лежал на центральном столе, и старшая сестра Митчи как бы случайно оказалась за ее спиной с этим инструментом.

Митчи велела санитару уложить пациента на спину. После чего ввела иглу троакара с широким отверстием в правую часть его грудной полости, приказав Салли принести резиновую трубку и почкообразный лоток — и то, и другое кто-то с мудрой предусмотрительностью выложил на стоявшую в середине палаты тележку. Митчи пробормотала «молодец», когда Салли, почти мгновенно — счет шел на секунды, — вернулась с нужными инструментами. Кровь стала стекать в почкообразный лоток в руке Оноры. Потом начала переливаться через край. Пускай. Ток крови чуть замедлился, затем она стала растекаться по перчаткам Оноры. Все кончено. В конвульсиях, продолжавшихся нескольких ужасно долгих секунд, солдат скончался. Митчи кивнула Салли и Оноре.

— Ничего не поделаешь, — сказала она. — Приведите себя в порядок, леди.

Они побежали умыться. Девушки без слов сняли перчатки и стали оттирать их в тазу за соседним столом. Все использованное должны были заменять санитары. Но как символ рухнувших планов на столе рядом так и продолжал стоять таз с красной от крови водой.

Палатный врач указал им следующего пациента на их участке огромной белой палубы, напоминавшей теперь сарай. Прошагав по раскиданным по полу грязным бинтам, обе подошли к новому пациенту с перевязанной челюстью. Судя по лбу и глазам, а глаза были ужасно спокойными, ему было лет сорок. Одна восьмая грана, и немедленно. Снятые бинты обнаружили кровавое месиво раны с фрагментами костей. Где-то здесь следовало искать и застрявшую в кости пулю. Что этот зрелых лет мужчина делал на этом пляже? За какие высоты сражался? Его появление здесь представлялось чистым идиотизмом — решимостью уйти от чего-то, возможно, от семьи или же избежать унизительной либо сомнительной работы.

Подошел капитан Феллоуз в хирургическом халате и осмотрел удлиненной формы развороченную рану, очищенную и проспринцованную Салли. Хирург определил, сколько зубов верхней и нижней челюсти потеряно, и дал добро на операцию. Феллоуз, вероятно, был убежден, что со всей этой мешаниной можно справиться с помощью винтов и проволоки, анестезии и хирургических инструментов, бесстрастно передаваемых ему медсестрой Фрейд.