Урожай ядовитых ягодок - Дарья Донцова

– Успокойся, – сказала я, – где смесь, которую тебе вручилив роддоме? Надо просто развести ее и дать Никите, он поест и успокоится.

– Господи, конечно, – подскочила Тома. – Мне и в голову непришло! Значит, так, пусть Сеня и Кристя остаются с Никитой, а мы с тобойпобежим разводить еду.

Начался новый виток хлопот. Сначала Томуська наливала вбутылочку положенное количество жидкости. Заняла нехитрая процедура минут пять,никак не меньше. Подруге все никак не удавалось отмерить нужный объем воды.Следом настал час молочной смеси. Желая добиться точности, молодая матьмногократно проводила лезвием ножа по мерной ложечке, стряхивая излишекпорошка, но руки у нее дрожали, «Фрисолом» вновь падал в банку. Наконец насталчас встряхивания бутылочки.

– Не дай бог комочек попадется, – шептала Томуська, изо всейсилы вертя емкость с соской.

Из спальни тем временем несся негодующий крик, нет, вопль.Затем подруга многократно проверила температуру еды. Бессчетное количество раз,капая себе на внутреннюю сторону запястья, она бормотала:

– Так горячо, – и совала бутылку под кран с холодной водой.

Понятное дело, что через минуту заменитель молока слишкомостывал и его приходилось подогревать. На пятый раз я перехватила Тамаринуруку.

– Хватит. Пока донесешь до комнаты, дойдет до нужнойтемпературы.

Посуетившись вокруг Никиты пару минут, Тамара наконецутихомирилась и всунула ему в рот соску.

– Кушай, мой маленький.

Крохотный человечек замолк, все замерли в умилении.

– Первый обед дома, – пробормотал Сеня, – пойду завидеокамерой.

– Ты чего, пап? – возмутилась Крися. – Я же давным-давноснимаю! Как только Томуська его в кровать положила, так и начала!

И тут Никита заорал, но как! Я даже и предположить не могла,что существо, равное по весу банке с вареньем, способно издать подобные звуки.

– Котик мой, – перепугалась Тамара, – что случилось?

Мы начали проделывать кучу бесполезных, суетливых действий.Разворачивать, заворачивать, снова разворачивать ребенка, запихивать ему в ротбутылочки, вынимать, опять запихивать. Держали его «столбом», качали, клали вкроватку, трясли, вынимали… Толку никакого. Никита синел от вопля и сучилножонками.

Вдруг меня осенило.

– Ну-ка, дай бутылку.

Дрожащим голосом подруга сказала:

– Держи.

Я мигом всунула соску себе в рот. Ага, понятно.

– Очевидно, очень маленькая дырочка, даже мне, взросломучеловеку, приходится прилагать силу, чтобы высосать смесь, он просто не можетничего съесть.

– Сейчас, сейчас. – Тамара кинулась на кухню за другойсоской.

Спустя пару минут Никита удовлетворенно затих, мы перевелидух, и тут он закашлялся, по его подбородку потекли белые струйки.

– Захлебывается, – испугалась Томуся, – ой, он сейчас умрет,боже, нет, это ужасно…

Зарыдав, она бросилась вон из спальни. За ней побежали Семени Кристя, не забывающая запечатлевать все на камеру. Мы остались с Никитойвдвоем. Младенец перестал кашлять, зато опять закатился в рыданиях. У меня нетникакого опыта общения с новорожденным, но в отличие от Томуськи и Семена моимозги сохранили ясность. Ладно, пусть еще немного покричит.

Я сходила на кухню, пересмотрела кучу сосок, нашла на мойвзгляд подходящую и взяла Никитку на руки. Послышалось тихое чмоканье идовольное сопение.

– Он умер, да? – дрожащим голосом спросила Томочка,появляясь в спальне.

Глаза подруги блестели под покрасневшими веками, нос распух,щеки ввалились.

– Типун тебе на язык, – рассердилась я, – просто наелся изаснул.

Тамара взяла Никиту на руки.

– Ему жарко!

– Нет, – твердо заявила я, – мальчику хорошо, оставьтенесчастного в покое. Вы замучаете его заботой.

Если честно признаться, в голове у меня не было никакихверсий. Посидев, тупо глядя в окно, я приняла решение: поеду к Жоре на работу ипорасспрашиваю его коллег. Небось у него там есть друзья. Жорка говорлив истрашно активен, вокруг подобных личностей всегда много людей. Где он служит, яхорошо знаю. Когда год тому назад Радько защищал диссертацию, Ритуськапригласила полдома посмотреть на действо. Я тогда впервые оказалась участницейподобной процедуры и очень пожалела членов ученого совета. Вот бедолаги! Я-тоодин раз всего и мучилась, слушая заунывные речи, а каково им выслушивать такоечуть ли не ежедневно, с ума сойти можно! Впрочем, кое-кто из профессоровоткровенно зевал, другие дремали с открытыми глазами, сохраняя на лицевыражение крайнего интереса к происходящему, а две бабы самозабвенно болтали,не обращая никакого внимания на собравшихся.

Адрес НИИ я помню, вернее, знаю, как туда добраться. Сначаладо станции «Белорусская», а там пешочком по улицам в сторону Тишинского рынка.Серое кирпичное здание, типовой проект для школ и НИИ, устроилось во дворах.Вот только не помню названия учреждения. То ли Научно-исследовательскийинститут архитектурных памятников, то ли там занимаются изучением культурныхценностей… Вот то, что Жора сидел в архиве, я знаю точно. Рита часто упрекаламужа:

– Пришел домой и свалился на диван. Нет бы картошечкипочистить да меня покормить! Между прочим, целый день штаны протираешь, ничеготяжелей бумажки в своем архиве в руках не держал, а я по цехам, словнозаведенная, мотаюсь, ноги к вечеру свинцовые делаются…

Жора обычно не огрызался, но и жарить вкусную картошечку неспешил. Если Рита очень его доставала, ронял сквозь зубы:

– Да уж, в одну телегу впрячь не можно коня и трепетнуюлань!

По его тону становилось понятно, что ланью он считает себя.

После этого высказывания у них в квартире, как правило,начинали летать столы и стулья, а я быстренько убегала к себе.

Память меня не подвела. НИИ стоял на месте, только у входаотчего-то не было вывески, лишь пустое место, темный квадрат на фоне слегкавыгоревших стен.