Забытый легион - Бен Кейн

Но вместо Ромула Гемелл выволок из укрытия юную, не старше тринадцати лет, девушку, скорее девочку, одетую в рваную тунику. Она была вся измазана сажей, ее одеяние больше походило на половую тряпку, но все это не могло скрыть ее редкостной красоты. Длинные черные волосы наполовину скрывали точеные черты ее лица, которое должно было в ближайшем будущем сделаться неотразимой приманкой для мужских глаз. Она взвизгнула, но Гемелл крепко держал ее за ухо.

— Где твой брат, поганка? — Он огляделся по сторонам, ожидая увидеть поблизости Ромула. Обычно близнецы были неразлучны, словно тени друг дружки.

— Не знаю, господин! — Фабиола не прекращала попыток вырваться.

— Врешь!

— Господин, он должен быть в кухне.

— Как и ты. Но этого выблядка там нет! — торжествующе воскликнул торговец. — Так где он?

На сей рад девочка промолчала.

Гемелл отвесил Фабиоле пощечину.

— Или ты его отыщешь, или я выпорю вас обоих.

Девочка не расплакалась. Что бы Гемелл ни делал с нею, она всегда казалась дерзкой.

Разъяренный торговец снова замахнулся на Фабиолу мясистой лапой, но при этом случайно разжал пальцы второй руки.

Она легко увернулась от второго удара и опрометью побежала вдоль комнат и пиршественных залов, выходивших под портик перистиля.

— Скажи этому никчемному отродью, чтобы поторапливался!

Голос хозяина гулким эхом разнесся по всему дому. Все еще трясясь от гнева, Гемелл тяжело опустился на украшенный тонкой резьбой мраморный парапет фонтана, который находился в тени деревьев возле задней стены окруженного колоннадой дворика. Заднюю стенку бассейна украшала затейливая мозаика, расположенная таким образом, чтобы сразу бросаться в глаза гостям, входящим в атриум или глядящим сквозь открытые двери таблинума[4].

Он зачерпнул ладонью воды и смочил лоб. Фонтаны и стоки для нечистот были роскошью, которую мог позволить себе только очень богатый человек. Гемелл порой задумывался, как долго еще он будет в состоянии поддерживать столь экстравагантный образ жизни. Впрочем, возвращаться к нищей жизни в инсуле, подобно предкам, он отнюдь не собирался.

Взглянув на тень, отбрасываемую стрежнем солнечных часов, которые располагались посреди двора, Гемелл увидел, что вот-вот наступит гора кварта[5]. До полудня оставалось еще более двух часов, но воздух уже сделался жарким, как в Гадесе. Он громко выругался и вытер лицо подолом нечистой туники. Жизнь и без того была достаточно тяжела, чтобы еще гоняться по вилле за ублюдками Вельвинны. Из-за неустойчивой, то и дело меняющейся политики властей и растущей зависимости хозяйства от количества привозных товаров дела становились все хуже и хуже. Сенат, ослабленный взятками, продажностью и никчемным руководством, три года назад уступил Крассу, Помпею и Цезарю и разрешил им создать триумвират. После этого практически вся власть в Риме сосредоточилась в руках этой троицы, но лучше от этого не стало.

Махинации честолюбивого, но малопочтенного аристократа по имени Клодий Пульхр отнюдь не помогали исправить положение. Он вел постоянную борьбу против Сената и планомерно работал над повышением своей популярности в трущобах. Клодию нужна была только власть, и ради нее он был готов на все. Засыпав бедняков обещаниями, он быстро добился от них массовой поддержки. Кульминацией коварной тактики Клодия стал его переход из патрициев в плебеи, что позволяло ему претендовать на должность трибуна.

Консул Юлий Цезарь, решив, что Клодий может стать полезным союзником, удовлетворил прошение того о переводе его в нижнее сословие, плебс. Став трибуном в первые же выборы, Клодий начал с реформирования коллегий, ремесленных и торговых союзов, которые издревле существовали в каждом квартале Рима. Он нанимал хорошо обученных и вооруженных воинов, которые были фанатично преданы ему. Через несколько недель Клодий сделался хозяином римских улиц и даже выступил против Цезаря, которому был обязан всеми своими успехами.

А вот планы Цезаря шли гораздо дальше подчинения себе уличного отребья. Он стремился получить консульскую власть над тремя провинциями республики. И, добившись этого, быстренько уехал в самую многообещающую из них в смысле будущих доходов, рассчитывая заслужить там славу полководца. Цезарь направился в Галлию.

Клодий старался поддерживать хорошие отношения с Крассом, опасаясь его влияния как политика. Но больше он не страшился никого. Следующей его целью оказался Помпей. Вскоре великий человек лично подвергся публичному оскорблению на Римском форуме и был фактически осажден в собственном доме. В отместку Помпей поддержал Тита Милона, второго трибуна, который быстро набрал свои собственные вооруженные банды, в которые вербовал даже профессиональных гладиаторов.

Ожесточенная война между бандами продолжалась уже с год и очень плохо сказывалась на торговле. Гемеллу регулярно приходилось откупаться от обеих сторон, чтобы его товары могли беспрепятственно попадать в Рим и покидать его. Его прибыли становились все меньше и меньше. А в прошлом году Гемелл, привыкший за десятки лет к постоянным успехам, вложил большие деньги в египетские товары и получил сокрушительный удар. В жестоком шторме погибло двенадцать его кораблей, груженных слоновой костью, черепаховыми панцирями и папирусом. Мало того, что эта потеря пробила в его состоянии изрядную брешь, после нее все, к чему он прикасался, стало обращаться в пыль. Очень легко было поверить в старинную примету, утверждавшую, что жизнь на Авентине всегда приводит к несчастьям.

Он не мог и дальше откладывать продажу Фабиолы и Ромула. Пусть через пару лет за них дали бы намного больше. Несколько тысяч сестерциев нужны были Гемеллу немедленно. Кредиторы требовали с него немыслимые, грабительские проценты. Он боялся даже подумать о тех мерах, на которые могут пойти головорезы, служащие грекам-ростовщикам, если он пропустит еженедельный платеж. Пока что от серьезных бед Гемелла спасала лишь колоссальная величина его долгов. Живой, он продолжал выплачивать их, а вот от трупа, плавающего в Тибре, кредиторам не было бы ровно никакого проку.

Его мысли вернулись к Фабиоле. Торговец уже довольно давно вожделел к ней, но все же сдерживал похоть, так как знал, что девственница стоит гораздо дороже. Как за обычную рабыню за нее удастся выручить двенадцать, ну, от силы, пятнадцать сотен сестерциев, а вот если продать Фабиолу в один из городских публичных домов, заплатят, самое малое, втрое больше. Ромул, конечно, столько не принесет, но и за него наставник гладиаторов отвалит куда больше, чем могли бы дать на невольничьем рынке.

Размышления Гемелла прервал бесшумно проскользнувший в сад Ромул. На нем была лишь набедренная повязка. Он казался почти точной копией сестры, разве что крупнее, Да черная шевелюра его была коротко подстрижена. Самой заметной частью его лица был орлиный нос. А голубые глаза, как и у Фабиолы, были полны сдерживаемой решимости.