Король гор. Человек со сломанным ухом - Эдмон Абу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хаджи-Ставрос спросил у корфинянина:
— Чем ты сегодня занимался?
— Я с пятнадцатью товарищами засел в Ласточкином овраге, который находится у дороги в Тэбе. Там прямо на нас вышел отряд из двадцати пяти солдат.
— Ну и где их ружья?
— Я не стал их забирать. Нам они ни к чему. Ружья у них были капсюльные, а капсюлей у нас, как ты знаешь, нет.
— Хорошо. Что было дальше?
— Сегодня рыночный день и я останавливал всех, кто возвращался с рынка.
— Сколько их было?
— Сто сорок два человека.
— И что ты принес?
— Тысячу шесть франков и сорок три сантима.
— По семь франков с носа. Маловато.
— На самом деле, много. Это же крестьяне!
— Они ничего не продали?
— Одни продали, другие что-то купили.
Корфинянин открыл лежавшую перед ним тяжелую сумку и высыпал содержимое под ноги секретарям, которые тут же принялись пересчитывать дневную выручку. В составе добычи обнаружилось тридцать или сорок мексиканских пиастров, несколько пригоршней австрийских монет по двадцать пфеннигов и огромное количество биллонных монет1. Среди кучи металлических денег за-
Неполноценные монеты, чья покупательная способность превышает стоимость содержащегося в них металла.
тесалось несколько рваных бумажек, главным образом десятифранковых банковских билетов.
— Драгоценностей не было? — спросил Король.
— Нет.
— Там что, не было женщин?
— Я не обнаружил ничего такого, что стоило бы у них забрать.
— А что у тебя на пальце?
— Перстень.
— Золотой?
— Скорее медный. Я не знаю.
— Откуда он у тебя?
— Купил два месяца назад.
— Если бы ты его купил, то знал бы, медный он или золотой. Дай сюда.
Корфинянин избежал худшего, а перстень был немедленно оприходован в небольшой сундучок, доверху наполненный драгоценностями.
— Я прощаю тебя, — сказал Король, — потому что ты плохо воспитан. Ты и твои земляки своим жульничеством позорят воровское ремесло. Если бы в моей команде были одни только уроженцы Ионических островов, мне пришлось бы ставить турникеты на дорогах, вроде тех, что ставят в Лондоне на входе во Всемирную выставку. Так было бы удобнее обслуживать клиентов и считать деньги. Следующий!
Следующим оказался толстый пышущий здоровьем парень с приветливой физиономией. Его круглые навыкате глаза светились честностью и добродушием, а сквозь приоткрытые улыбающиеся губы проглядывали два ряда
великолепных зубов. Этот парень сразу мне понравился, и я подумал, что, хоть он и попал в дурную компанию, но это ненадолго, и рано или поздно он встанет на путь исправления. Мое лицо ему тоже понравилось и перед тем, как усесться напротив Короля, он вежливо меня поприветствовал.
Хаджи-Ставрос спросил у него:
— Чем ты сегодня занимался, дорогой Василий?
— Вчера с шестью товарищами я пришел в Пигадию. Это деревня сенатора Зимбелиса.
— Хорошо.
— Зимбелиса, как всегда, не было дома. Зато его родители, фермеры и арендаторы были дома и уже спали.
— Хорошо.
— Я пошел в караван-сарай, разбудил хозяина, купил двадцать пять охапок соломы, а когда он потребовал, чтобы с ним рассчитались, я его убил.
— Хорошо.
— Дома их сколочены из досок и покрыты ивняком.
Мы обложили их соломой и подожгли с семи концов.
Спички у нас были хорошие, ветер дул с севера, и все мгновенно занялось.
— Хорошо.
— Сами же мы встали рядом с колодцами. Вся деревня проснулась и поднялся страшный крик. Люди побежали с медными ведрами за водой. Четверых, которых мы не знаем, мы утопили, а остальные спаслись.
— Хорошо.
— Потом мы вернулись в деревню. Там уже никого не было. Остался только один ребенок. Родители забыли про него, и он кричал, словно вороненок, выпавший из гнезда. Я бросил его в горящий дом и больше его не было слышно.
— Хорошо.
— Потом мы взяли головешки и подожгли оливковые деревья. Получилось отлично. После этого мы пошли назад в лагерь, по дороге поужинали и легли спать. В девять часов мы вернулись. Все здоровы, никто не обжегся.
— Хорошо. Теперь сенатор Зимбелис перестанет распространять о нас небылицы. Следующий!
Василий, уходя, вновь вежливо меня поприветствовал, но я не стал ему отвечать.
На его месте появился здоровенный мужик, тот самый, что взял нас в плен. По воле случая, автора этой драмы, в которой мне было суждено сыграть одну из главных ролей, звали Софоклис. В тот момент, когда он начал свою речь, я почувствовал, что в моих жилах стынет кровь. Я начал умолять миссис Саймонс не рисковать и воздержаться от неосторожных заявлений. Она ответила, что она англичанка и знает, как себя вести. Король попросил нас замолчать и дать слово оратору.
Софоклис начал с того, что разложил отнятое у нас добро. Затем он вынул из пояса сорок австрийских дукатов, что равнялось четыремстам семидесяти франкам по курсу 11,75 франка за дукат.
— Дукаты, — сказал он, — я добыл в деревне Кастия, а остальное получил от милордов. Ты велел мне пройтись по окрестностям, вот я и начал с деревни.
— Ты поступил неправильно, — отозвался Король. — Жители Кастии — наши соседи, надо было оставить их в покое. Как мы обеспечим свою безопасность, если будем плодить врагов у своего порога? К тому же они ребята серьезные и при случае зададут нам жару.
— Но я ничего не забрал у угольщиков! Они сразу смылись в лес, даже не дав мне с ними поговорить. А вот у заместителя их старосты разыгралась подагра, и он остался на месте.
— Что ты ему сказал?
— Я попросил у него денег. Он стал уверять, что у него ничего нет. Тогда я запихнул его в мешок вместе с его котом. Не знаю, что там с ним сделал кот, только он начал кричать, что денежки зарыты за домом под большим камнем. Там я и нашёл эти дукаты.
Я запихнул его в мешок
— И опять ты поступил неправильно. Заместитель старосты восстановит против нас всю деревню.
— А вот это вряд ли. Перед уходом я забыл развязать мешок,